— Иск предъявлен дамой Александрией и Октавианом Эрталлем в отношении клеветы и очернения доброго имени ее супруга, — ответила «Европа», оборвав протест Роббинса на полуслове.
— Продолжай же, «Европа», будь оно неладно, автор-то кто? — в сердцах выпалил Эверетт, устав от этой вереницы расспросов и начиная думать, что Роббинс был прав.
— Ответчик по упомянутому делу записан просто как А. Дюма, Париж, Франция. Профессия: романист.
Джек выпрямился, будто аршин проглотил.
Роббинс только укоризненно покачал головой, подразумевая формулировку вопросов Коллинза.
— Предмет, числящийся как рукопись, еще не в виде книги, был отправлен родным для комментариев.
— Как называется рукопись? — спросил Джек.
— Блин, — только и сказал Карл, когда ответ появился.
Коллинз тряхнул головой, когда стало очевидно, что «Европа» завершила свои изыскания. Он молча смотрел, как на большом экране печатаются зеленоватыми буквами последние слова, а «Европа» вслух провозгласила:
— Заглавие романа: «Граф Монте-Кристо».
10
«Левиафан», в 420 милях к северо-востоку от Алеутских островов (полярная ледниковая шапка)
Найлз решил, что Алисе с сенатором лучше всего действовать в качестве одной команды, ему с Вирджинией — второй, а поскольку Сара вроде бы ладит с Фарбо куда лучше, чем любой другой из них, то они двое могут составить третью команду. Идея заключалась в том, что, совершая турне по кораблю командами, они смогут охватить гораздо больше, а заодно хотя бы осложнят жизнь соглядатаям, которые наверняка с них глаз не спустят, потому что преследование трех групп доставит им куда больше хлопот, чем они рассчитывали. Найлз подчеркнул факт, что они здесь пленники, а не гости. И теперь их задача отыскать способ выбраться из этой мореплавающей тюрьмы.
Найлз и Вирджиния должны были первыми прогуляться в командный центр. Войдя и впервые увидев центр вблизи, они поняли, что он ничуть не похож ни на одну субмарину из тех, что им доводилось видеть прежде. Центр оказался в тридцать раз больше, чем декорация палубы звездолета «Энтерпрайз».[12]Ни первого помощника Сэмюэльса, ни капитана Эрталль на вахте не было.
На палубе было тихо, даже чересчур, поскольку операторы работали на своих постах молча. Найлз углядел человека, стоящего рядом с голографическим картографическим столом. Система походила на их визуальные карты в группе «Событие», только была заметно компактнее и не использовала систему распыления тумана. На ней был представлен фактический трехмерный вид ледяной шапки, окружающей «Левиафан».
— Знаете, а я помню, когда был еще ребенком, первый полярный переход корабля ВМФ США «Наутилус», — громко сказал Найлз, чем привлек внимание не только человека у картографического стола, но и нескольких операторов на погруженных в сумрак постах. Он заметил, что в их взглядах нет и намека на враждебность, да и на раздражение оттого, что он нарушил молчание. Наоборот, они оказались очень вежливыми и расцвели улыбками.
— В самом деле, сэр, — оживился молодой человек у картографического стола, посмотрев на Найлза и Вирджинию. — Боюсь, я тогда еще не родился, но могу себе представить, как взволнован был мир этой новостью. Мать и отец капитана Эрталль — на самом деле они следовали за «Наутилусом» во время его плавания подо льдом — хотели убедиться, что ему не угрожает никакая опасность. Они были страстными поклонниками программы атомных субмарин и желали ей успеха. — Он огляделся чуть ли не смущенно. — Во всяком случае, так нас учили в Морском кадетском училище Эрталля.
Найлз лишь головой тряхнул, переведя взгляд с молодого офицера с норвежским акцентом на остальных, с любопытством глядевших на них с Вирджинией. Несколько из них были так же юны, как и старшина Альвера; стажеры, решил он про себя, им и двадцати нет, а значит, наверняка и кадеты. Вот они-то не казались столь же заинтересованными ни Найлзом, ни воспоминаниями штурмана. Их взгляды были почти враждебны, и не только к ним двоим, но и к членам команды, прислушивающимся к разговору.
— Ну, я помню, во всяком случае, как отец показывал газетный заголовок, я и сам тогда был совсем маленький. Но в ответ на вашу реплику — да, мы очень гордились, во всяком случае, мой отец. Он был инженером-конструктором, и помню, как он говорил: «Теперь мир перед нами открыт».
Техники, переглядываясь, с улыбками кивали. Казалось, им искренне интересны воспоминания Найлза о тех временах. На сей раз Вирджиния заметила, как обмениваются взглядами юные кадеты, и почему-то эти взгляды дружелюбными отнюдь не казались.
— Я лейтенант Стефан Когерсборг, вахтенный начальник и дежурный по кораблю. А вы, должно быть, доктора Комптон и Поллок?
Вирджиния вежливо кивнула.
— Хотите увидеть наше местоположение? Я буду весьма рад показать вам, где мы находимся.
Найлз с Вирджинией подошли к столу, и молодой офицер показал на полярную шапку над ними, подцвеченную светящимися линиями.
— Как видите, толщина льда над нами варьируется по глубине и толщине. Наблюдаются очень мощные торосы, очень опасные для субмарин, даже таких больших, как «Левиафан». — Он провел пальцами вдоль трехмерного абриса льда наверху. Потом указал на миниатюрную версию субмарины далеко внизу. — Капитан приказала снизить скорость вдвое, до семидесяти узлов, из соображений безопасности, — совершенно серьезно сказал он.
Найлз пригляделся к голографической симуляции поближе.
— Вот здесь у нас «Левиафан»? — указал он. — Господи помилуй, на какой же мы глубине?
Вахтенный офицер нажал кнопку, и рядом с движущимся судном появилась масштабная линейка.
— В настоящее время — на четырех тысячах пятистах футах.
Цифры Найлза ошарашили.
— Можно… можно спросить, как вы достигаете такой глубины и не превращаетесь в лепешку?
Когерсборг с трудом удержался от смеха. Найлз и Вирджиния слышали, как остальные операторы — за исключением кадетов — хихикают на своих постах, а многие перемигиваются.
— Я сказал что-то забавное?
Офицер нарочито кашлянул. Операторы умолкли и вернулись к своим сканерам и мониторам.
— Конечно же, ничего подобного, доктор. Мы тут на «Левиафане» так привыкли к тому, на что способно это судно, что порой забываем, что наши возможности несколько ошеломительны для окружающего мира. Кроме того, я бы хотел извиниться за кое-кого из техников этой вахты… — он оглянулся на членов своей смены, — …за то, что мы порой не придерживаемся манер, на которых настаивает наш капитан.
