– Обойдешься! – фыркнул Лавров.
Поставил в центр стола огромное блюдо с креветками, по тарелке для мусора и миску с водой с плавающим колесиком лимона. Медный кофейник стоял на плите, значит, и кофе огненный в доме имеется. Она бы сейчас с радостью чашечку выпила – горячего, ароматного, крепкого. Она промерзла и перенервничала и…
– Ну? И что молчишь? Чего тебе наговорила эта ненормальная? – перебил ее мысли Саня, уже успев расправиться с дюжиной креветок. – Что опять за дела?
– Сегодня утром не вернулись с прогулки из сквера сразу две собаки. – Лера встала, потрогала бок кофейника – горячий. – Я налью?
– Сява?! – перебил Лавров, удивленно вытаращившись. – Не вернулась с прогулки? Убежала, что ли?
– Погибла.
– Убежала вместе с другой собачкой. И сорвалась в овраг вместе с ней. И погибла. И вторая собачка тоже. – Лера пила кофе мелкими глоточками, причмокивая, до того вкусно было.
– Вторая собака чья? – Лавров нахмурился.
– Того мужчины, который присматривал за Сявой.
– Линева?! – ахнул Саня и даже про креветки забыл, его растопыренные пальцы повисли над блюдом. – То есть он пошел их выгуливать и… вернулся один?
– Совершенно верно. Так, во всяком случае, Мария Дмитриевна утверждает.
– Она плачет, – пожала Лера плечами, поставила пустую чашку на стол, потянулась к блюду с креветками. – А Линев ее утешает.
– То есть? – не понял Саня. – Что значит утешает?
– Он ночует у нее, по утверждениям Марии Дмитриевны. – Лера вдруг потянулась к нему через стол, тронула тыльной стороной ладони его щеку и нежно улыбнулась. – А может, ну их, Лавров? Всех их ну их, а? Хорошо же сидим…
Глава 18
Он видел двух прогуливающихся по двору женщин, понимал, что их разговор может быть неприятен для него лично. Более того, разговор между ними может быть опасен для него лично! Но почему-то все, о чем он думал в тот момент, это про нелепый головной убор из невиданного белоснежного зверя, который женщина без конца поправляла.
Дурацкая шапка, подумал он с раздражением, отворачиваясь от окна. Посмотрел на опустевший коврик в углу прихожей, пустую собачью кормушку и подумал: дурацкая затея. С самого начала затея с Ниной была дурацкая и безнадежная. Она никогда не полюбит его так, как любила покойного мужа. Может, и не особо любила, но уважала сильно. А его – Линева Михаила Сергеевича, всячески старающегося завоевать ее уважение, – она никогда не станет ни уважать, ни любить, ни замечать.
Не надо было затевать всей этой возни с собакой, он снова покосился на пустую собачью миску. Все надеялся, что общие интересы смогут сблизить их – Нину и его. Караулил ее во время прогулок, она все больше выгуливала свою мерзкую Сяву вечерами. Пытался завести разговор. А толку?
Она даже имени его не запомнила! Не пыталась запомнить! Хотя он неоднократно представлялся ей, отстегивая поводок от ошейника своей собаки. Нина вежливо кивала в ответ, скупо улыбалась и спешила домой, где ее ждал ее Игорек.
Что она в нем нашла?! За что любила, уважала, терпела с собой рядом?! Никчемное тщедушное создание! Все, что удалось ему с блеском – это сорваться с края оврага и сломать себе шею! Линеву даже не пришлось особо потеть, сталкивая Игорька вниз. Просто подкрался сзади и, не выпуская рук из карманов, осторожно подтолкнул его в спину головой. И все! Игоря не стало! Не стало препятствия, мешающего ему обрести семейное счастье на старости лет.
А он ведь о нем мечтал – о семейном счастье! Давно мечтал! И все время провожал эту парочку завистливым взглядом, когда они под руку возвращались с прогулок. Она – милая, энергичная, симпатичная, всегда дивно пахнущая. И он – хилый, постоянно брюзжащий, с недовольным несимпатичным лицом. И решил, что место рядом с ней этот тщедушный тип занимать не должен. Он не имеет на это права! А когда Игорек начал носиться по двору с листовкой, подкарауливать бывшего опера и нести всякий вздор о скрывающемся в их дворе преступнике, то Линев понял – пора. Иначе этот остолоп наворотит дел! И в человеке, который блуждает под покровом темноты по их двору, бывший опер непременно узнает его – Линева Михаила Сергеевича. А узнав, прицепится с расспросами. И если он – Линев Михаил Сергеевич – удовлетворит его любопытство, то…
То Симка сядет непременно! Надолго сядет. А этого допускать было никак нельзя. Симка, хоть и зарвался в последние годы и все чаще морду свою холеную воротит от него – от своего брата по матери, все же ему родня. Его подставить Михаил никак не может.
Решение пришло само собой. Как-то утром, когда они вместе вышли из подъезда с собаками. Он и Игорек Горелов. Собака Линева умчалась в сквер и принялась оттуда зазывно лаять. И Сявка, сорвавшись с поводка, кинулся туда же. И Игорек Ниночкин ненаглядный туда же поспешил, на ходу без конца повторяя:
– Сява… Сявушка… Маленький мой…
Мерзкая собака, подумал Линев и, поднеся ко рту ладонь, пососал крохотную ранку на безымянном пальце. Все же тяпнула его, когда он швырял ее с обрыва. Свою бросить получилось беспрепятственно. Собака, хоть и жила у него недавно, доверяла ему. И даже не сопротивлялась, когда он взял ее на руки и с силой швырнул вниз – на обломки плит с ощерившейся арматурой. А вот Сявка мгновенно в тот момент насторожился и вдруг принялся на него рычать. И когда он взял его на руки, начал вырываться и тяпнул – дрянь такая. И он теперь не знал, что делать! Идти в клинику с этим укусом или нет? Пойдешь – засветишься. Не пойдешь – пропадешь. Кто знает, чем страдала эта мерзкая мелкая собачонка?!
Из коридора вдруг зазвонил мобильный. Линев оставил его в кармане куртки. Куртка на вешалке, потому что ему почти никто никогда не звонил, кроме Серафима. Сегодня он точно не должен был звонить. И он отвечать не станет. Пускай себе телефон трезвонит в кармане. Не так уж и слышно, не досаждает. И зачем доставать телефон из кармана, если он скоро, через час какой-нибудь, наденет куртку и пойдет к Ниночке? Она сегодня не разрешила ему приходить к ней днем.
– Михаил, оставьте меня, – попросила она холодным несчастным голосом, который он ей тут же простил. – Давайте не сейчас, давайте вечером выпьем вместе чаю.
– Да, да, конечно, – закивал он головой, стараясь выглядеть виноватым и, как и она, несчастным. – Я понимаю… Я все понимаю… такое несчастье…
В душе его все клокотало от сдерживаемого смеха! Ему было плевать, плевать на этих собак, которых он погубил намеренно сегодняшним утром! Плевать на Ниночкину печаль! Он даже ликовал в душе, считая это мелкой местью ей. Мелким наказанием за долгое невнимание.
Он хотел ее веселой, жизнерадостной, спокойной и уступчивой. Какой она была со своим Игорьком. И какой не хотела быть с ним – с Линевым. Он хотел ее покорную руку в своей крепкой ладони. Хотел постоянного «да» с ее стороны. А не высокомерного фырканья, с которым она его вчера выставила поздним вечером, не позволив остаться.
