Шёрнер в форме. Атмосфера на площадке сразу становится напряженной.
Он покупает себе лимонад, но почти не прикасается к стакану. Потом подходит к Кертту и приглашает ее.
— Нет, спасибо, — громко отвечает та. — Я не танцую с немцами.
Шёрнер бледнеет. Потом разворачивается, возвращается к своей машине и уезжает.
Кертту смотрит на Акселя Вибке. Она глядит ему прямо в глаза, не отрываясь. Потом смущенно опускает голову и поднимает снова.
И вот он оставляет своих приятелей и подходит к ней.
— А с парнями из Вуоллериума[49]вы танцуете? — спрашивает он.
Кертту смеется, демонстрируя свои белые зубы, и отвечает, что «да, с ними она танцует».
Она пересказывает ему, что переехала в Лулео к своей кузине и ищет работу. Что кузина, должно быть, забыла о том, что они договорились встретиться на танцплощадке, потому что ее все нет и нет. Но Акселю Вибке это все равно, он готов кружить с Кертту весь вечер.
Когда танцы заканчиваются, он хочет проводить ее домой. Кертту разрешает. Они идут вдоль реки. Листья на березках уже пожелтели, скоро лету конец. Это грустно и романтично.
Аксель восхищается смелостью Кертту. Как она отказала немецкому военному! И что только вообразил о себе этот щеголь из роскошного автомобиля!
— Я ненавижу немцев, — говорит она и замолкает, глядя на реку.
Аксель Вибке интересуется, о чем она сейчас думает. Она, в свою очередь, спрашивает, известно ли ему, что трое датских военнопленных бежали с немецкого корабля, что стоит в порту Лулео?
— Надеюсь, им повезет, — вздыхает Кертту. — Куда им податься?
Он внимательно смотрит на нее. Кертту чувствует себя киноактрисой. Ингрид Бергман.
— С ними все в порядке, — отвечает Аксель и гладит девушку по щеке.
— Откуда вы знаете? — спрашивает она.
Кертту снисходительно улыбается с таким видом, будто понимает, что он всего лишь мальчишка, с которым она познакомилась на танцах, и она не ждет от него многого. Хотя сама гораздо моложе его.
— Я знаю, — повторяет Аксель, — потому что это я приютил их.
Тут она смеется.
— Вы что угодно нафантазируете, лишь бы уговорить девушку на поцелуй.
— Думайте что хотите, — обижается он, — но я сказал вам правду.
— В таком случае мне хотелось бы их увидеть, — говорит Кертту.
Прошло два дня — и вот она сидит в «Вандерере» Вальтера Цинделя вместе с начальником службы безопасности Шёрнером. Еще двое военных расположились на заднем сиденье. Их оружие лежит на полу.
За окном погожий летний день. Сено сметано в стога, выстроившиеся на лугу стройными рядами. Можно почувствовать его запах. А там, где оно уже убрано, пасутся коровы, подбирая последнюю летнюю траву.
На дорогах полно крестьян с телегами и лошадьми, поэтому Циндель то и дело вынужден тормозить. Тяжелые гроздья красных ягод клонят к земле ветви рябин. Вон папа с двумя дочерьми возвращается из леса. Судя по его походке, корзина за плечами полна. У девочек в руках эмалированные ведерки с черникой.
И вот военные и Кертту выходят из машины. Им предстоит пройти совсем немного. Тропинка ведет через лес и по краю заболоченного луга. Наконец, перед ними поляна с крытой соломой избушкой дяди Акселя Вибке. Она совсем маленькая и даже не покрашена, однако сейчас, в лучах летнего солнца, смотрится просто великолепно. Сухая трава блестит, как серебряная.
Вильям Шёрнер дает всем знак молчать, вытаскивает из кобуры пистолет и выходит на поляну. В этот момент Кертту впервые чувствует, что Аксель может догадаться, кто его выдал. Раньше она не думала об этом и воспринимала эту историю прежде всего как приключение.
Военные приближаются к хижине. Наконец заходят в нее, а спустя некоторое время появляются снова.
— Там никого нет, — недовольно ворчит Шёрнер и подозрительно смотрит на Кертту.
Но только вчера она была здесь с Акселем и видела датчан. Все трое очень приятные люди.
Не успела Кертту рта раскрыть, чтобы начать оправдываться, как из леса послышались голоса и смех. Они приближаются. Немцы сразу же прячутся в чаще. Шёрнер увлекает за собой Кертту и шепотом велит ей лечь на землю и молчать.
Вот за деревьями показался Вибке в компании трех датчан. Смеющийся, кудрявый и белокурый, он невообразимо красив. Они рыбачили. Аксель несет щуку и трех окуней, подвешенных за жабры на ивовом прутике. В другой руке у него трубка. Датчане размахивают березовыми удочками.
Завидев Вибке, Кертту было обрадовалась, но потом у нее что-то неприятно сжалось внутри…
Очередной звонок на коммутатор полицейского участка Соня перевела на мобильный Ребекки Мартинссон, которая в это время выгуливала Веру и Тинтин. Собаки увлеченно осматривали двор. Вера рыла яму под поленницей, разбрасывая вокруг мох и мокрую землю. Ребекка представляла себе, как затаившиеся под дровами мыши с замиранием сердца ожидают своего последнего часа. Тинтин, пританцовывая, помчалась к роще, где паслись соседские лошади. Но те привыкли к собакам и даже не взглянули на нее. Обнаружив большую навозную кучу, Тинтин немедленно наполовину проглотила ее и принялась кататься в оставшейся части. Ребекка решила не вмешиваться. Все равно собиралась искупать их обеих по возвращении. Она представляла себе, как Вера и Тинтин будут сохнуть у камина. Потом ей пришло в голову позвонить Кристеру Эрикссону и рассказать ему, как ведет себя его «девочка» в отсутствие «папы», пошутить, что и сама хотела бы отдохнуть от человеческой жизни и на время стать собакой.
Именно в этот момент и зазвонил ее телефон. Сначала Ребекка подумала, что это Кристер, почувствовавший, что она его вспомнила, однако звонили из полицейского участка. Соня предупредила Ребекку и соединила ее с мужчиной, который, судя по всему, сильно нервничал.
— Это я, Яльмар Крекула, — прокашлявшись, представился он. — Я хотел сознаться… признаться, — поправился Яльмар.
— В чем? — неуверенно спросила Ребекка.
«Черт! — выругалась она про себя. — Ни магнитофона, ничего…»
— Это я убил Вильму Перссон и Симона Кюро, — сказал Яльмар.
Ребекка чувствовала: здесь что-то не так. Он сидел в машине, это она уже поняла. Куда он едет? В памяти мелькнуло: Лиза Стёкель, врезавшаяся в грузовик, застрелившийся отец Винни Винса…
— Хорошо, — спокойно сказала она. — Но мне нужен магнитофон. Вы можете подъехать в полицейский участок?
Ребекка сглотнула и отвела трубку от уха. Она не хотела дать Крекула понять, что тоже взволнованна.
— Нет, — ответил мужчина.
— Мы сами можем приехать к вам. Вы дома?
