Джон вышел и вернулся с видеокассетой.
– Я хочу показать вам что-то, – сказал он нам, вставляя кассету в видеомагнитофон.
Это была видеозапись фургона наружного наблюдения, из которого можно было, направив на окно лазер, прослушивать, о чем говорят в доме, сканированием вибрации стекол. Мы с подругой просто сидели и смотрели, не понимая, что он хотел этим сказать нам. Все это было весьма странно. Он словно пытался довести до меня, что ни частной жизни, ни безопасности, ни свободы действий не существует не только в поместье, но и в любом другом месте, где бы мы ни оказались. И я вновь ошибочно расценил это как очередную пустую угрозу слабого человека.
После этого случая я решил, что необходимо ускорить свои планы по отъезду до конца года.
Однажды я застал в главном офисе одного из членов его семьи, которого я принял за его сестру. Когда я разговаривал с ней, вошел Джон. Он попытался быть с ней крайне любезным и предложил ей что-нибудь перекусить. Она бросила на него взгляд, в котором явственно читалось: «Отвяжись!» – и рявкнула: «Со мной этот номер не пройдет, Джон! Тебе меня не купить!»
Думаю, она хотела дать мне понять, что Джон – это человек, всегда стремящийся подкупить окружающих.
Джон пытался изобразить себя филантропом, но на самом деле, предоставляя что-то другим, он тем самым делал для себя очередное приобретение. Всякий раз, когда он давал деньги, он делал это в обмен на славу или признание. Он был эгоистичен и за свои услуги всегда взимал непомерные комиссионные.
В Вилланова были павильон и плавательный центр, названные в его честь, хотя он не заплатил за это столько, сколько торжественно обещал. За его пожертвование расположенному поблизости медицинскому центру «Крозер-Честер» его именем назвали травмпункт, написав на фронтоне большими, хорошо заметными буквами: «Травматологический центр имени Джона Э. Дюпона». Широкой общественности было известно об этих дарах.
Тем не менее я помню, как однажды какая-то женщина в частном порядке обратилась к Джону с просьбой привести на территорию поместья сирот, чтобы они могли поиграть в бассейне, – и Джон отказал ей, сказав: «Сюда не приводят неимущих полюбоваться на то, что имеется у имущих».
В оставшееся время моего пребывания в поместье «Фокскэтчер» атмосфера там изменилась, и дела обстояли все хуже и хуже. Когда был готов мой рекламный плакат для команды «Фокскэтчер», Дюпон попросил меня подписать один из них, чтобы он повесил его у себя на кухне. Я согласился, однако чуть позже понял, что похвалил его там больше, чем он того заслуживал. Поэтому спустя некоторое время я вынул этот плакат из рамки и вставил в нее плакат без всякой подписи.
Дюпон сказал мне, что мои манипуляции с плакатом не прошли для него незамеченными, однако он не собирается делать никаких комментариев на этот счет, поскольку все понимает. Тем не менее затем он снял плакат со стены, положил его на кухонный стол и попросил меня подписать его: «Моему наставнику и тренеру».
Я отказался. Это было бы слишком далеко от истины. Я мог бы, подписывая такой текст, упомянуть там достаточно длинный список нежелательных для себя имен, – и в этом случае я бы в меньшей степени противоречил истине, чем если бы я, солгав, назвал Дюпона своим наставником и тренером.
Примерно в то же время у нас состоялся разговор, в ходе которого Джон рассказал мне историю, ранее мне неизвестную.
Мы были на кухне, и Джон предложил сделать мне бутерброд.
– Хорошо, – сказал я.
– Я сделаю бутерброд, – повторил он мне еще раз.
Бродя по кухне и сооружая этот бутерброд, он все время напоминал мне о том, чем он занимается, словно это было нечто исключительное.
Когда я принялся за предложенный бутерброд, Джон сказал:
– Знаешь, Марк, как-то в молодости лошадь сбросила меня прямо на ограждение манежа, и я оседлал его. У меня было заражение яичек, и их были вынуждены удалить. Мне сделали искусственные, и теперь я должен каждый день делать инъекции тестостерона. Но иногда я забываю это делать.
Когда он мне рассказывал эту историю, я смотрел ему прямо в глаза. Для него это было большой редкостью, но в данном случае он не пытался обмануть, и у него не было никаких скрытых мотивов. Я понял, что ему было больно делиться этой историей, поэтому я чувствовал себя польщенным, что он поделился ею со мной.
Я поверил рассказанному им, потому что мне вдруг стали понятны некоторые моменты, связанные с Джоном. У него были признаки бисексуала. Он мог вести себя по-женски. У него были густые волосы. У него были проблемы, связанные с состоянием психики, и чувствовался недостаток уверенности в себе. Возможно, именно поэтому он так много пил. Я представил себе, как тяжело жить со всем этим. Это был тот случай, когда я почувствовал к Джону искреннюю жалость.
Возвращаясь мыслями в прошлое, когда произошло убийство Дэйва, и даже еще раньше, следует отметить, что уже в то время было предположение, что Джон был геем. У меня были определенные подозрения на этот счет, но ни во время своей работы в Вилланова, ни во время проживания в поместье «Фокскэтчер» я не замечал каких-либо явных признаков, указывавших на то, что он был гомосексуалистом. И мне ничего не было известно о его возможных отношениях с парнями.
Вместе с тем рядом с Джоном было не так много женщин. Насколько я припоминаю, у него была одна подруга, которая отиралась вокруг него, поскольку, похоже, рассчитывала использовать его деньги, чтобы стать кинозвездой. Ей нравилось то, что Джон имел отношение к борьбе и что поэтому вокруг него были хорошо сложенные парни. Но, за исключением этого персонажа, я никогда не замечал, чтобы Джон был как-то особенно доброжелателен с женщинами.
Как-то он упомянул, что был женат и развелся.
В 1983 году он был непродолжительное время женат на медико-социальном работнике. В отличие от Джона, она не относилась к числу состоятельных людей. Их свадьба была организована в стиле семейства Дюпонов: было пятьсот гостей, трубачи в униформе, фейерверки. Однако этот брак продлился всего несколько месяцев.
Несмотря на то что ею был подписан брачный договор, она подала иск против Джона. Дело было урегулировано без огласки деталей, но, согласно просочившейся информации, это стоило Дюпону 46,2 миллиона долларов. Сумма казалась достаточно внушительной, пока в 1987 году журнал «Форбс» не оценил в своем рейтинге самых богатых людей мира состояние Дюпона на уровне 200 миллионов долларов.
Спустя несколько лет бывшая жена Дюпона поведала об эксцентричном и оскорбительном поведении Джона в то время, когда она была за ним замужем. Она упомянула, в частности, как он злоупотреблял спиртным, как запихивал ее в камин, как пытался вытащить ее из машины, как угрожал ей ножом. А один раз, по ее утверждению, Дюпон приставил к ее голове пистолет и, обвинив ее в том, что она являлась русской шпионкой, заявил, что русских шпионов расстреливают.
* * *
Когда я понял, что мне пора покинуть «ферму», я позвонил Дэйву и попросил его приехать в Пенсильванию помочь мне сложить вещи и забрать то, что я оставлял на хранение. Чуть позже, когда я стоял на крыльце, ко мне подошел Джон.
