Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Одним из первых слово «интеллигенция» употребил Лев Толстой в первой главе романа «Война и мир» при описании салона Анны Павловны Шерер: «Пьер… знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга».
Замечу, как точно Лев Николаевич показал интеллигенцию начала XIX века. Салон – сборище великосветских болтунов. Там можно фрондировать, но «от сих до сих». Так, высказывать различные мнения, не совпадающие с официальными, о событиях в Европе и, разумеется, о «злодее Буонапарте». При этом правительство и отдельных министров можно критиковать, но и правительство, и министры представляются лицами, действующими как бы помимо воли императора Александра I. О внутренних делах России, за исключением карьерных дел и интриг, разговоры не заходили.
Кстати, Лев Николаевич не понаслышке знал такие салоны. Недаром литературоведы считают прототипом Шерер Марию Николаевну Волконскую, в замужестве Толстую, то есть мать писателя.
Лев Николаевич иронично, с легким презрением описывает «рафинированную» интеллигенцию Петербурга, собравшуюся в салоне Анны Павловны. Тот же Андрей Болконский с презрением, сверху вниз смотрит на эту публику и говорит Пьеру, что он вынужден ходить в салон и «эта жизнь не по мне».
Конечно, в чем-то слова Андрея – поза: мог бы и не ходить. Да и министры, и царь вполуха, но все же прислушивались к болтовне в салонах.
В 86-томной энциклопедии Брокгауза слово «интеллигенция» отдельной статьи не удостоилось, а вот во втором издании (1907 год) Малого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона читаем: «ИНТЕЛЛИГЕНЦIЯ, лат., образованные, умственноразвитые классы общества, живущие интересами политики, литературы и искусств. – Интеллигент, просвещенный человек, принадлежащий к классу интеллигенции».
С 1960-х годов бытует крылатая фраза: «Я не интеллигент, у меня профессия есть». Ее приписывают самым разным авторам, в том числе Льву Гумилеву, Н. В. Тимофееву-Рессовскому и др.
В самом деле, трудно назвать интеллигентами Григория Орлова, Григория Потемкина, Александра Суворова, Федора Ушакова, адмирала Макарова, генерала Скобелева, канцлера Горчакова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Есенина, Маяковского, Курчатова, Королева. Они образованные умные люди, но у них у всех есть специальность: кто поэт, кто генерал, кто канцлер Российской империи.
Лично меня еще в студенческие годы трясло, когда мне говорили: «Вы же интеллигентный человек». Я отвечал, что я не интеллигент, а историк, даже когда у меня не было опубликовано ни строчки.
Мое отличие от подавляющего большинства историков в том, что те изучали историю России по трудам Соловьева и вузовским учебникам «Истории СССР», то есть по глобусу. А я 30 лет сидел в архивах Москвы и Петербурга и совершал зондажи вглубь времен. Ну, как хорошая хозяйка требует у продавца надрезать арбуз до самой сердцевины. То же делает человек, увлеченный историей техники. Так, он изучает кучу дел, посвященных изготовлению пушек или кораблей – заказов, рекламаций, десятки документов деловой переписки – и может видеть и сравнивать эффективность работы казенных и государственных заводов, эффективность деятельности управления Военного или Морского ведомств и т. д.
А изучая документы по истории громадного морского и речного флотов, я увидел неприглядные физиономии земцев – воров и бюрократов. Почти во всех книгах до и после 1917 года земские деятели выглядят вполне респектабельно – передовые люди, для которых главное – это интересы народа. Ради русского народа в целом они готовы на все – на подписание различных адресов высочайшим особам, где запрятаны либеральные «шпильки» и намеки. Они готовы произносить речи о свободе и конституции, о «правах граждан», запивая их шампанским и заедая севрюжиной с хреном.
Зато на реках они буквально грабили судовладельцев. Например, вымогали с них деньги на красивый фасад города у пристани. Кто это построил? Земство! А что за это втридорога платили пассажиры и промышленники – перевозчики грузов, – никто не знал.
В портах Черного моря в начале XX века причалы были в аварийном состоянии, в результате чего многие иностранные судовладельцы отказывались заходить в Таганрог, Керчь и другие порты. Ведали причалами земства. Они собирали 12 (!) видов сборов с судовладельцев. А куда эти деньги девались, наших историков не интересует. Между тем причалы портов Черного и Азовского моря имели огромное стратегическое значение. В итоге за проделки земских воров пришлось платить большой кровью в 1914–1920 годах.
Фактически земцы вели себя, как сейчас у нас мелкие и крупные провинциальные олигархи. Разница состояла в том, что тогда земцы еще немного боялись властей, и был достаточно силен не подчиненный им государственный сектор экономики, в том числе заводы, большая часть железнодорожного транспорта, почти весь морской транспорт и часть речного флота.
Главное же то, что русская интеллигенция начала XX века, включая земство, страдала идейной импотенцией: она не могла предложить России никакой реальной альтернативы изрядно прогнившему самодержавию. Результат налицо – Февральская революция. Краснобаи-интеллигенты захватили власть и сформировали Временное правительство.
Увы, это правительство обладало самой минимальной властью за всю историю России. Его можно было сравнить лишь с королевской властью в Польше в XVII–XVIII веках.
Временное правительство и «рафинированная» интеллигенция не сумели и даже не знали, как решить самые актуальные проблемы России: что делать с войной, аграрным вопросом, развалом промышленности и транспорта и т. д. Нет идеи надо начать наступление на германском фронте, не имея тяжелой артиллерии и танков, отложим вопрос о земле до Учредительного собрания в конце 1917 года, а депутаты, мол, проволынят его еще годик-другой и т. д.
Сейчас стало модным утверждать, что можно было обойтись без Гражданской войны и «пойти иным путем», если бы злодеи-большевики не разогнали Учредительное собрание.
Формально главной задачей Временного правительства и было создание Учредительного собрания. Положение о выборах в Учредительное собрание, утвержденное Временным правительством, предусматривало пропорциональную систему выборов, основанную на всеобщем избирательном праве. Подготовка к выборам затянулась, и их провели уже после захвата власти большевиками. Большевики сделали все, чтобы повлиять на результаты выборов, вплоть до ареста эсеров и кадетов – членов избиркома. Тем не менее места в учредительном собрании распределились следующим образом: большевики – 175 мест, левые эсеры – 40, меньшевики – 15, правые эсеры – 370, народные социалисты – 2, кадеты – 17, независимый – 1, от националистов-инородцев – 86. Таким образом, большевики имели 175 мест из 715. Даже если прибавить 40 левых эсеров, все равно это полный провал.
Казалось, большевикам ничего не остается делать, как тихо уйти в оппозицию, сменить вождей, откорректировать партийные программы и т. д. А большевики вместо этого берут власть и строят свое социалистическое государство, не считаясь ни с кем. Опять парадокс? Может, виновата загадочная славянская душа? Ничуть нет. Демократия, – видимо, оптимальный способ управления обществом, и она зародилась у десятков племен и народностей независимо друг от друга. У скандинавов собирался тинг, в Афинах – народное собрание, на Руси – вече, у запорожцев – рада, у донских казаков – круг. Эти собрания выбирали правителей, решали основные проблемы государства. Но в собрании участвовали только полноправные горожане, викинги, казаки, которых лично волновала обсуждаемая проблема. Любая попытка искажения результатов могла кончиться печально для мошенников – с моста да в Волхов. Большинство «военнообязанных» мужчин представляло собой силу.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
