На следующий день мы пошли в кино. Где-то посреди чувствительного фильма я ощутил на своей шее влажную руку жены.
— Эфраим, — прошептала она, — я не уверена, что выключила телефон…
Я тоже не был в этом уверен. Мы встали и начали пробираться в фойе с чертовским проворством. Я позвонил Феликсу, извинился за беспокойство в столь поздний час и спросил — не слышит ли он какого-то шума снаружи или чего-то в этом роде. Он ничего не слышал. Мы вздохнули с облегчением и вернулись, тихие и спокойные, в зал. Через четверть часа я снова вышел в фойе и набрал Феликса. В третий раз он уже трубку не брал. Вот вам и хороший сосед.
Из чувствительного фильма я не запомнил ничего, мы вернулись домой до его окончания на максимальной скорости и обнаружили, что все в порядке, все тихо и надежно. Только когда мы, довольные, зашли в квартиру, то забыли, что систему нужно успеть отключить за пятнадцать секунд. Просто трудно себе представить, какой вой издает эта штуковина посреди ночи.
Через несколько дней, после обильной трапезы у Шпигелей, как раз во время подачи десерта, я вдруг вспомнил, что вроде бы видел перед уходом какую-то жирную муху, прямо бомбардировщик, летавшую вокруг кухонного стола. Компота мы не дождались. Подгоняемый женой, я взял такси, и мы поспешили домой на проверку. Жирной мухи мы не обнаружили, как видно, она уже где-то приземлилась.
Несмотря на это, на следующий день я пошел к инженеру и спросил его: нельзя ли сделать систему несколько менее совершенной, то есть немного снизить чувствительность приборов? Он сказал, что можно, но тогда система не будет звонить и в случае взлома квартиры.
Да, это проблема. Или так, или так, как говаривали наши мудрецы. Тогда я стал наблюдать за супружескими парами в городе: каждый раз, когда я видел нервничающую перешептывающуюся чету, грызущую ногти, я тут же понимал, что у них дома прогрессивная система сигнализации. Когда мы в последний раз уходили в оперу, в сердце жены пробудилась воля к жизни.
— Я эту штуку не включаю, — сказала она, опустив глаза, — идет дождь, сегодня никто взламывать квартиру не будет.
— Так зачем же мы тогда приобрели всю эту дорогостоящую электронику?
— Чтобы уверенно себя чувствовать.
В опере мы чувствовали себя прекрасно оттого, что не включили эту штуку. Но посреди главной арии жена внезапно вся застыла от талии и выше:
— Я чувствую, что как раз в эту минуту ломятся в квартиру…
Я тоже явственно это почувствовал. Грабители по своему личному опыту знают, что на четвертый раз владельцы совершенной системы сигнализации уходят из дому, не включая ее. Они устанавливают слежку, считают до трех, короче — мы поехали домой. Ничего не случилось — ни мух, ничего. Однако эти драматические события дали о себе знать.
— Извини, — сказала жена, — еще раз я такого не вынесу…
Инженер вник в нашу проблему. Некоторые клиенты, объяснил он, нанимают специального охранника, у которого есть ключи от квартиры; тот патрулирует окрестности дома, и если внутри случайно срабатывает сигнализация, он заходит и отключает ее.
— Глупости, — ответил я, — я сам могу патрулировать.
Разумеется, это не решение — из-за зимних холодов. Позавчера сирена начала выть, когда почтальон постучал в дверь или что-то в этом роде, и мы, руководствуясь инстинктом, вернулись с шоссе на Хайфу, дабы утихомирить разбушевавшихся соседей. С тех пор жена постоянно на пороге хронического обморока. Конечно, никаких взломов в квартире не было, но зато жена сломлена окончательно — время от времени она заливается горькими слезами и без всяких видимых причин выбегает в ночную мглу с немой молитвой. Я почувствовал, что надо что-то делать.
— Знаешь что, — сказал я однажды в понедельник, — мы больше никогда не будем выходить из дома!
Так усовершенствованная система сигнализации разрешила наши проблемы с безопасностью. Выяснилось, что легче жить с постоянной угрозой вооруженного ограбления, чем переносить вечный ужас ожидания срабатывания этой проклятой системы. От нее-то уж точно никакой защиты нет.
Теперь мы сидим все время дома из-за этой сигнализации, и воры могут заскакивать к нам при случае. Вчера я даже решил заказать дополнительную особо мощную сирену, дабы у нас не возникало соблазна выйти из дому. Это самое надежное решение — завести усовершенствованную сигнализацию и сидеть дома.
Осторожно, мелко!Мой сын Амир стоит у лестницы бассейна и плачет.
— Ну, заходи в воду!
— Я боюсь!
Вот так. «Боюсь», и все. По-видимому, это из-за страха. Вот уже битый час я уговариваю моего маленького рыжика, чтобы он учился плавать у своего папочки, но он боится. Знаменитый рев Амира пока включен на малые обороты, но очень стойко, можно сказать — гарантированно. Я не сержусь на своего младенца, я помню, что и мой отец хотел научить меня плавать, и я стоял где-то там, на лестнице бассейна и плакал с ударением на предпоследнем слоге[15].
А тем временем в области образования произошла перемена к лучшему: я весьма далек от того, чтобы заставлять моего малютку делать что-либо против его желания. Он сам должен сделать решительный шаг, дабы покорить волны по его собственной инициативе.
Подобно птенцу королевского орла, впервые покидающему гнездо, ему нужен лишь небольшой толчок, а все остальное сделает природа, даже если это будет идиотская природа. Понимание, ласка и большая-большая любовь — вот что требуется в таких случаях от преданного отца.
— Смотри, смотри, — говорю я своему цыпленку, — вода тебе доходит лишь до попки, и я тебя держу, ну что может случиться?
— Я боюсь.
— Все дети уже в воде, веселятся, смеются, и только ты плачешь. Ну почему ты плачешь?
— Я боюсь.
— Ты что, глупее или слабее других детей?
— ДА!
Последнюю фразу он выдает энергично, подводя итоги. Я гляжу вокруг — спасатель наблюдает за мной из-под своей соломенной шляпы, насмехающиеся родители размножаются вокруг нас, как зонтики под солнцем. Перед моими глазами предстает корабль, тонущий посреди моря, и все пассажиры ждут в своей очереди приказа капитана, и лишь один мужчина, рыжий гигант, проталкивается через массу детей и женщин и первым усаживается в спасательную шлюпку. Это мой сын, который не научился у своего отца плавать…
— Ну чего ты боишься?
— Я утону.
— Ну как ты можешь утонуть в столь мелкой воде, как?
— Я боюсь.
Этот ребенок болен сухопутной болезнью.
— Даже если ты сильно захочешь, ты не сможешь здесь утонуть, — призываю я к его интеллекту, — у тела удельный вес меньше, и оно плавает, смотри!
Папочка ложится на воду и на удивление красиво плывет на спине. Это очень впечатляет, но какому-то идиоту взбрело в голову прыгнуть прямо мне на голову, и я захлебываюсь, сильно закашливаюсь, мой удельный вес тонет, а мой сын сидит на лестнице и плачет на третьей скорости.
