Я. Думаешь, я совсем глупая?
Папа. Ты в шоке, потому говоришь странные вещи.
Я. Я не голодна. Пойдем домой.
Дома (поглощая тосты за кухонным столом):
Папа. Ты в порядке?
Я. (молча смотрю на него).
Папа. Давай-ка я сделаю тебе еще один тостик.
Я. (молча смотрю на него).
Папа ее нашел.
И она живет здесь.
И что мне теперь делать? Что? Я должна навестить ее? Отправиться жить к ней? Встретиться?
Мне стало плохо. При этом хотелось есть. А еще я была очень зла. И мне было очень плохо.
Она живет здесь? Может, я ее видела раньше.
Возможно, она видела меня, проходила мимо нашего дома и знает, кто я.
Но если так, то почему она ни разу не подошла и не представилась?
Я откусила еще кусочек тоста. Тосты в числе моих самых любимых продуктов. Нет такой ситуации, в которой я бы отказалась съесть подсушенный в духовке хлебец. Я люблю тосты.
Но мысли о маме испортили все удовольствие от тостов. Слова «моя» + «мама» даже в голове не сочетаются, как оранжевый и фиолетовый. Не подходят одно к другому, и все тут.
Интересно, а Она любит тосты? Я унаследовала свою любовь к тостам от нее?
А не все ли мне равно?
Почему так тяжело на сердце?
— Мне нужно позвонить Кики, — сказала я, вставая из-за стола. Стул издал ужасный скрип, Кот перепугался и рванул прочь из кухни. Я посмотрела ему вслед.
Попугай щебетал, усевшись на мою тарелку. Словно смеялся над Котом.
Я пошла наверх. Казалось, это заняло уйму времени. Словно воздух стал плотнее, чем обычно, а притяжение земли — сильнее. Я села прямо на пол в коридоре, упершись ногами в противоположную стену. С телефоном на коленках. Но вместо того, чтобы позвонить Кики, я решила сходить к ней. Кики расставит все по своим местам.
Я переоделась и бросила в сумку спиритическую доску, чтобы взять ее с собой. Доска слегка покорежилась после того, как ее окатило водой в госпитале, но она все еще функционировала, если слово «функционировать» вообще применимо к доске, на которой написаны буквы и к которой прилагается пластиковая стрелка.
Не знаю, зачем я это сделала.
Наверное, я подумала, что высший разум мог бы ответить на мои вопросы. И от этого почувствовала себя защищенной.
Я вышла на улицу. Холодный воздух ударил в лицо, и мне вдруг страшно захотелось нестись навстречу ветру.
И я побежала.
Все бежала и бежала.
Ладно, признаюсь, я бежала только три квартала, а потом чуть не умерла от сердечного приступа. Возможно, мое сердце ослабело в результате долгой болезни. Надо спросить доктора. Ноги дрожали, как макаронины или ершики для чистки труб. Вся беда в том, что мое тело все еще слишком слабо и не годится для длительных пробежек.
Или для коротких.
Или для любых пробежек вообще.
Я легла на скамейку. Она была покрыта инеем, и я практически приклеилась к ней. Я старалась дышать нормально. Было холодно. Мое собственное дыхание висело у меня перед носом, как уставший маленький парусник, губы обветрились и высохли. Я минуту облизывала их и ни о чем не думала. Старалась перевести дух. Воздух был слишком холодным, чтобы наполнять мои легкие. Зато звезды были замечательные. Зимой звезды самые красивые. Я различала силуэты созвездий.
— Что мне делать? — спросила я у звезд.
Но они не ответили.
Как обычно.
Где-то через полчаса я доковыляла до дома Кики. Было бы лучше, если бы я бежала всю дорогу, но увы… (На заметку: надо посерьезнее отнестись к урокам физкультуры, если я когда-нибудь снова пойду в школу.)
Я пошатываясь прошла по дорожке к дому Кики и стала кидать камешки в ее окно, пока наконец подруга не вышла. У Кики самый замечательный дом. Не большой и не слишком современный, он выглядит как нормальный, аккуратный дом. Хотя, если честно, он очень большой. У Кики даже есть собственный балкончик.
Мы были похожи на Ромео и Джульетту. Она в ночной рубашке смотрела на меня со своего балкончика.
— Джульетта! — крикнула я фальцетом. Но если я Ромео, то мне положено говорить не фальцетом, а наоборот. Потому я снова попыталась, на этот раз басом: — Джульетта!
Кики застонала от смеха.
— Ты что тут делаешь? — взвизгнула она. — Я сейчас спущусь. Уже поздно. Погоди секундочку.
Через пару минут она появилась внизу, поверх ночной рубашки была накинута джинсовая куртка. На ней это смотрелось как прикид за миллион баксов, который стоит разместить на страницах журнала «Вог». Или, по крайней мере, «Джейн». Или, на худой конец, в «Севентин»[5]. Я вообще-то сама «Севентин» не читаю, разве что иногда, да и то не читаю, а рассматриваю прически, прикидывая, что я смогу сделать с волосами, если они когда-нибудь отрастут.
Вопрос: почему у меня такие роскошные подруги? Ведь я — ничтожество.
— Что такое? — спросила Кики.
— Он нашел ее.
Кики тут же врубилась, о чем это я. Отличительное качество Кики — она понимает меня без слов.
— Ой, и что ты собираешься делать?
— Не знаю, я думала, мне стоит немного пореветь.
— Давай.
Но я не стала. Потому что не могла, и все тут. Мне даже грустно не было. Просто на душе пустота, мне было плохо, и я не знала, что делать.
— А что в сумке? — поинтересовалась Кики.
— Спиритическая доска, — ответила я.
— Ты безнадежна, — сказала Кики, качая головой. — Но давай попробуем.
Мы установили доску прямо на лужайке, трава под ногами хрустела от инея. Было ужасно холодно и сыро, но это нас не остановило.
На самом деле в этом было что-то… божественное. Вот мы держим пальцы на стрелке и ждем, что вселенная скажет нам, как быть.
— Нужно ли мне встречаться с мамой? — спросила я.
«ДА», — ответила доска. Тут же. Не колеблясь.
— Это ты?
«ДА, Я».
Мое сердце начало биться очень быстро, как это бывало, когда в поле зрения попадал Джей Ти. Клянусь богом, я втрескалась в призрака.
На заметку: при первой же возможности обратиться за помощью к психиатру.
Странно, но я испытывала чувство вины. А как же Брэд? Я что, изменяю ему с мертвым парнем?
У меня крыша съехала?
