Он опустился на колени. Она последовала его примеру и, заглянув в расселину, поняла, что из этого Оракула никогда не донесется голос, потому что яма была до краев наполнена водой. Это был колодец.
Вода была темная, прозрачная, и она увидела в ней свое собственное отражение, и его тоже. Но тут его отражение протянуло из воды мокрые руки, ухватилось за край платформы, подтянулось и выбралось из колодца.
Оно подняло голову, и братья со страхом взглянули в лицо друг другу.
«Я здесь, брат мой», — прошептало отражение.
* * *
В комнате было прохладно и тихо, как всегда перед рассветом. За окном разбивались о скалы сизые волны. Птицы еще не начали петь. От маленьких розовых шариков в бронзовой курильнице поднимался аромат ладана; окутанная этим запахом, Гермия протянула руки, и рабыня накинула на нее тяжелое платье, праздничное одеяние, в котором утром торжественного дня Гласительница войдет в Девятый Дом — Обитель Величия Архона.
Голубизна платья, окаймленная золотом, была голубизной моря.
Гермия повертелась перед зеркалом, любуясь собой.
— Хорошо, — тихо проговорила она. Открылась дверь, и в комнату вошел Аргелин. Он встал позади нее, положил руки ей на плечи.
— Ты похожа на Царицу Дождя.
Она обернулась, прижала палец к его губам.
— Не дразни богов.
— Значит, боги могут нам позавидовать? Наверно, могут. — Он отступил на шаг, глядя на нее. — Ты все поняла? Мой племянник будет пятым в ряду. Точно в центре. Ты знаешь, кого должен избрать Оракул...
Она повернулась, разглядывая в зеркале свою спину. На ее губах играла холодная усмешка.
— Откуда ты знаешь, что у меня нет своего собственного Претендента? Может, я захочу порадовать себя?
Резкий рывок за руку заставил ее вскрикнуть от боли. Аргелин улыбался. Но улыбка его была холоднее льда.
— Гермия, — прошептал он. — Не шути со мной. Никогда!
Она вырвала руку.
Он подошел к двери, тщательно зашнуровал кирасу на раненой груди.
— Не забудь. Пятый в шеренге...
Когда он ушел, она со злостью накинулась на рабыню.
— Шевелись! Принеси мой головной убор, живо!
Девушка убежала. Гермия долго смотрелась в зеркало, разглядывала свой высокий лоб, острые черты лица. Она некрасива. И никогда не была красивой, зато она умна и не позволит, чтобы ее использовали.
Придет время, и она заставит Аргелина понять это! За спиной у нее приоткрылась дверь, и Гермия сказала:
— Поторапливайся. Надо быть у Оракула прежде, чем взойдет солнце.
Но это была не рабыня. В дверях стояла Крисса с подносом сладостей и кувшином воды.
— Гласительница, я принесла завтрак. День предстоит долгий. — Она налила в чашу воды и поднесла Гермии. Та залпом выпила, потом посмотрела на девушку.
— Ты хорошо поработала на меня, Крисса. Я этого не забуду. Теперь нам надо быть осторожнее с Ретией. Она...
Мир едва заметно покачнулся. По поверхности ее разума пробежала легкая рябь. Она медленно отставила чашу и попыталась начать снова:
— Ретия... Она может...
Слова не шли с губ. Они тонули на языке, хотя во рту пересохло. Гермия рухнула в кресло, взглянула на Криссу и еле слышно прошептала:
— Что ты... сделала со мной? Что это... было?!
— Непентес. Напиток забвения... — Крисса сцепила пальцы, съежилась, потом зарыдала, как провинившееся дитя. — Они меня заставили! Сказали, что если я откажусь...
Но Гермия уже не слышала ее. В последний момент — перед тем, как тьма окончательно заволокла ее взор, она увидела, что в дверях стоит Ретия, мрачная и безмолвная.
* * *
Сетис заорал от ужаса.
Он падал головой вниз. Потом рывком остановился, чуть не переломав все кости, и повис, раскачиваясь и больно ударяясь о твердую каменную стену. Сверху на него сыпались мелкие камешки.
— Орфет!
— Я тебя держу. — Голос музыканта дрожал от натуги.
Он ничего не видел, не мог вздохнуть. Руки Орфета тисками сжимали его щиколотку. Стена снова приблизилась и ударила его в грудь.
— Вытащи меня!
— Ты нахальный... дерзкий... щенок. — Каждое слово сопровождалось сдавленным хрипом. — Умником себя считаешь... Отпущу-ка я тебя, пожалуй...
Паника пронзила Сетиса, словно копье.
— НЕТ!
Сверху донесся странный свистящий хрип. Орфет смеялся! Потом могучие руки обхватили его ногу еще сильнее, дернули вверх, вцепились в тунику, затем в пояс и швырнули на песок. Он перекатился на спину и свернулся в клубок, дрожа всем телом. Орфет протянул ему флягу:
— Живой?
Сетис долго не отвечал. Под сомкнутыми веками пульсировала кроваво-красная мгла.
— Да, — прошептал он наконец.
Музыкант негромко насвистывал какую-то мелодию.
— Я пошутил.
Сетис с трудом поднялся на дрожащие ноги, отпил глоток воды и вернул флягу Орфету.
— Я так и понял, — пробормотал он.
Орфет усмехнулся.
* * *
— Я же сказал, — спокойно молвил Алексос. — Я не стану убегать.
Шакал остановился и, тяжело дыша, посмотрел на три темных коридора, расходящиеся в разные стороны.
— Хотел бы я тебе верить, господин Архон, — пробормотал он.
— Ну так поверь. — Алексос рассеянно крутил в пальцах хвост сидящей у него на плече обезьянки. — Потому что скоро встанет солнце, а на рассвете я должен войти в Девятый Дом. Но я не знаю дороги. Бог послал тебя, чтобы ты меня отвел. Точно так же, как он послал Мирани, Орфета и всех остальных.
Шакал свернул в левый туннель. Закинув мальчика за спину, он бросился бежать.
— Выходит, я всего лишь божий слуга, — пропыхтел он.
— Да. Только сам этого можешь не понимать.
— Не понимаю...
— Даже Аргелин — божий слуга. Люди считают себя гораздо важнее, чем они есть на самом деле. И ты тоже считаешь...
Коридор опять разветвлялся. Около входов в туннели сидели и бесстрастно смотрели прямо перед собой гигантские каменные Архоны — мрачные и мертвые. Шакал яростно выругался.
— Неужели это Врата Второй Династии?! Мы ушли на много миль от нужного места!
Обезьянка обвила хвост вокруг шеи мальчика, он стряхнул его. Зверюшка, ничуть не обидевшись, уселась ему на голову.
— Я же говорил, — спокойно ответил Алексос. — И если ты считаешь, что Аргелин вернет тебе твои родовые поместья, то ты сильно меня переоцениваешь, господин Шакал.
