Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Себя познать не желаете? За пять шекелей.
Незнакомец рекомендует:
– Познай – не пожалеешь. Это входит в программу сновидений.
– А где хомячок? Где морская свинка? Они должны вытягивать.
– Ты за хомячка.
Шпильман понимает, что он уже спит, а потому расплачивается, не торгуясь, выбирает один листок, зачитывает вслух:
– "Встань и перейди Иордан". Даже так?
– Так, – отвечает женщина и идет к другому столику: – Даже так. Приступая, переступай…
Незнакомец доедает бутерброд, допивает кофе:
– Ох, Шпильман, Шпильман… Что мне с тобой делать?
Шпильман спрашивает напрямик:
– Кто таков?
– Служба спасения.
– На водах?
– На водах тоже.
"Он безумный, – думает Шпильман, – но это даже к лучшему".
– К лучшему, – подтверждает собеседник. – Это к лучшему.
Хватается за седую голову, убегает в темноту к кромке воды, стонет на все окрестности:
– Ну и земля! Ну и время! Ну и порядочки!.. Худшего пока не придумали, но и этого уже достаточно!..
Возвращается успокоенный, садится за стол, говорит буднично:
– Хочу еще кофе.
Пьет в молчании. Разглядывает Шпильмана. Говорит, как считывает с лица:
– Вот человек‚ приятный Богу и людям. Гордый. В слабости не признающийся. Жизнь проводящий в ожидании невозможного, накрепко привязанный к той, которую не вернуть. Сложно это, Шпильман, для старости сложно.
Отодвигает чашку. Встает из-за стола:
– Бурные чувства, друг мой, – это со всяким случается. Только не всякий до них доживает… Видел я эту женщину. Решить за тебя не могу. И за себя бы не смог… Плачь, Шпильман. Пролей слезу покрупнее.
Взвихривается и пропадает. Издалека доносится, угасая:
– Неспособные, дети неспособных! Начните хотя бы жить! Жить начните!..
4
Ночь нескончаема. Душная, беспокойная ночь. Нескончаемы сновидения, которые не заказать по вкусу.
В глубинах сна к Шпильману торопится ежик. Не по нужде торопится – по желанию.
"Пошли".
И они идут.
Шпильман плывет без усилий, земли не касаясь. Его поводырь перебирает лапками, огибая препятствия на пути. Снова молод, проворен, игольчато ежист; знаменем возносится над ним Птица райских садов, своенравный цветок ташлиль, отрицающий общие порядки, – нацеленный клюв и хохолок из лепестков, восторженно-оранжевых и глубинно-лиловых.
– Куда ты меня ведешь?
"Сейчас узнаешь".
Шпильман уже понимает, что подступил сон-остережение, похороны завтрашнего дня, но уклониться невозможно.
Выходят к автобусу сослуживцы, чтобы отправиться по домам, выходит женщина – линия тела вознесенная, встает возле двери, как ожидает знака, сигнала, скрытого зова. Унесло серьезность. Пробило броню деловитости. Смыло категорические взгляды и оценки. Обновились ощущения, всплыли желания со дна колодца.
Ежик интересуется:
"Считать это приключением на водах? Сошлись-разошлись?"
– Ни в коем случае!
"Так я и полагал. Если позовешь..."
Женщина оборачивается к ним, в глазах ожидание.
– Я не позову.
"Объяснись".
– Годы… Разница велика… У нее еще много лет радости, а у меня…
"Так что?"
"Так что? – хочет выкрикнуть она. – Так что?!.."
– Ей жить – мне утихать. Быстрее, быть может, чем думаю…
Птица кивает хохолком в знак согласия. И тогда он выговаривает невозможное – во сне это допустимо:
– Гордость не позволит быть беспомощным…
"Да ты трус, Шпильман!"
– Трус, конечно, трус. Разве не знал?
Женщина у автобуса ставит ногу на первую ступеньку.
– И еще…
"Что же еще?"
Женщина ждет ответа. Ждет ежик…
…последние слова, самые последние, той, что привязала навечно обещанием в голосе, мольбой во взоре, ожиданием неминуемой встречи: "Шпильман, я тебя не оставлю…", – не повторить те слова, не обмануть надежду, не поделить прежнюю любовь с новой привязанностью…
Закрываются двери. Автобус отправляется в путь. Птица райских садов уныло опускает клюв, опадает хохолок из лепестков, блекло-оранжевых и застиранно-лиловых.
"Идем", – командует ежик.
Шагают дальше. В гору. На самую ее вершину, чтобы обозреть завтрашний день, которому не состояться…
…она прощается с сослуживцами на въезде в город, нехотя выходит из автобуса. Тот, в кипе, смотрит неотрывно из окна: застыла на остановке женщина, обратившись в соляной столб; хороша лицом и статью в ранние свои пятьдесят или в поздние сорок, а взгляд отрешенный, взгляд потерянный, руки беспомощно прижаты к груди, как у ребенка, которого некому утешить. "Если потеряюсь‚ разыщи меня..." Подходит автобус, но она в него не садится. Погуживает таксист за рулем, заманивая в машину, но она не слышит. Она еще там, за нулевой отметкой, нет сил шагнуть в подступивший день… Встрепанная ворона, перья на стороны – уж не та ли? – взглядывает с фонарного столба, склонив голову. Люди ее огорчают. Эта женщина огорчает тоже…
Хохот сотрясает окрестности, неслышный хохот Сатанаила-Шмельцера:
– Позабавил, Галушкес, ну и позабавил! Не в похвалу сказано…
– Нет больше Галушкеса, – отвечает Шпильман, опадая на глазах. – Галушкес остался на вешалке. А с ним и Танцман, веселый еврей. Балабус – хохотун и насмешник. Шпиль-менч с бубенцами, который потешает и утешает…
Цветы сникнут к его возвращению. Закаты поблекнут. Седина пробьется в волосах, слеза из-под корки. Ворона перелетит на иные крыши, ибо Шпильман станет ей нелюбопытен. Будут ли светлыми его сожаления?..
Ежик взглядывает, как прощается:
"Тогда нам не по пути".
Кричит за горами птица рассвета. Пламенеет оранжево хохолок, чтобы более не опадать. Глубинно-лиловое тешит взор. Взмывает‚ отправляясь в полет‚ Птица райских садов‚ возносится к вершинам Иудейских гор на извечном аккорде изумления. Летит под ней крохотный ежик, закрепленный на прочном стебле, суровый и торжественный, как полководец, осматривающий с высоты поле побед и поражений. Взлет, порхание, восторг в облаках – кому это доступно?
Состоявшееся однажды не исчезает…
5
Будят его не звуки – запахи. Призраки запахов, пробуждающих воображение. Светает. Легкой прохладой сквозит с балкона. Сухота в горле, сушь в глазах. День наплывает горяч, пекло ненасытно – не охладиться.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
