Это краткое посланье
Старику она вручила
И отдать письмо пришельцу
В тот же вечер поручила.
Тот накрылся с головою
Некой мантией чудесной
И над крышами помчался,
Словно демон бестелесный.
Как ядро летел из пушки,
Гулко свища от полета,
Так достиг старик твердыни
И прошел через ворота.
Мимо стражников дремотных
Он, как призрак, промелькнул,
И никто из них ни разу
На посланца не взглянул.
Жаль, влюбленные не знали,
Что посланник чародейский
Козней много заготовил —
Был ключарь старик злодейский.
Безобразный и косматый,
Сам желал ласкать принцессу
И, как позже оказалось,
Послужил немало бесу.
Ключарь, взглядом изменяя
Суть послания в конверте,
Тихо кланяясь Пассини,
Говорит: «Синьор, поверьте,
Только я вступил в светлицу,
Ваш конверт был тут же отнят
И на смех кузеном девы
Был, синьор, публично поднят.
От него ответ несу вам,
Если сударь мне позволит,
Я прочту письмо мерзавца,
Так обида меньше колет».
Капитан, влюбленный в деву,
Старцу тут же позволяет,
И старик, сургуч срывая,
Сиплым голосом читает:
«Слушай, дерзкий чужеземец,
Я принцессы покровитель,
Не позволю проходимцам
Проникать в ее обитель.
Ты, наверное, подумал,
Что такой, как ты, мерзавец
Деву сможет обесчестить
В нежном возрасте красавиц».
Ярость голову дурманит,
Капитан хватает нож
И, ключарю угрожая,
Говорит, что это ложь.
Но старик ему клянется,
Молит написать ответ,
И теперь двоих влюбленных
Не минует много бед.
Очи девы загорелись,
Ключарь к ней вошел в светлицу,
Но с посланием от друга
Ужас вдруг объял девицу.
Она вскрикнула в испуге
И отпрянула, робея,
Протянув письмо ключарю,
Просит вслух прочесть злодея.
«Слушай, ты, змея лихая,
Я скажу, коль мы на равных,
Я таких, как ты, немало
Порубил в сраженьях славных.
Не побрезгуй, тварь, сразиться
Ты со мною на рассвете.
Может статься, не забудешь,
Как писать паскудства эти!»
Изумленная принцесса
Глаз миндалины открыла
И посланье капитана
Слезной каплей окропила.
Через хитрого посланца
Получив такие строки,
Отвечала Форнарина:
«Что ж, сраженье будет в сроки».
Легенда давно уже ожила действом. Куколкапринцесса скорбно куталась в темный плащ, собираясь на дуэль, а злодейский ключарьгорбун тихо торжествовал, качая огромным крючковатым носом и потирая свои цепкие ручки. Совсем не кукольный мальчик, исполнявший роль капитана, медленно надевал перчатки и поправлял шпагу. Красный от напряжения Бакчаров только изредка косился на представление. Капелька пота, поблескивая, свисала с его носа, и чем больше он слушал повествование Анны Сергеевны, тем яснее понимал, что живым он отсюда не выйдет.
И луна блестела ярко,
И шумел внизу прибой,
Форнарина до утеса
Добралась, где ждал герой.
Вот Пассини, волк суровый,
Два пистоля вместе с ним,
И вгоняет уже пули
Ловким шомполом своим.
И казалось всем прохожим
Вдоль по берегу морскому,
Что высоко над скалою
Шлют привет один другому,
Поднимая чинно руки
В направлении друг друга.
Грянул выстрел капитана,
И в ответ палит подруга.
Дым рассеялся, и снова
Супостата два стояли,
Оказалось, очень плохо
Супостаты те стреляли.
Капитан, взревев от гнева,
Снова взводит пистолет,
Подбегает быстро к цели,
Гром, и девушки уж нет.
Острой мыслью его пуля
Светлу голову пронзила,
Прядь волос сняла, а после
Капюшон с нее стащила.
И узрел тотчас Пассини
Очи ясные девицы,
И вскричали над утесом
Изумившиеся птицы.
Злой ключарь приходит в замок,
Королю приносит вести,
Говорит, что сам Пассини
Дочь его убил на месте.
О судьбе своей печальной
Не сказала та ни слова.
Лишь теперь узнали тайну
Все от гостя колдовского.
Двери в гостиную отворились, заиграла траурная мелодия, и четверо в черных с белесыми начертаниями облачениях схимников внесли настоящий лакированный гроб, в котором лежала юная девушка в белом платье. Перед ними, как перед великанами, расступались марионетки придворных дам и слуг.
Гроб стоит уж подле трона,
Лют и страшен гнев владыки,
Вся Сардиния в печали
Точит сабельки и пики.
Месть жестока итальянцев,
Нрав грубее корки наста,
И священник молвит грустно:
Sic morire nonè basta![8]
Вот уж тащат капитана,
Горем сломленного тоже,
И вокруг уже собрались
Люди, судьи и вельможи.
Над смиреннейшим Пассини
Под отца тяжелым зраком
Быстро суд свершился правый:
Должен скормлен быть собакам!
Тут связанного мальчика, исполнявшего роль капитана Пассини, схватили монахи, сунули в бочку и сделали вид, что искромсали беднягу трезубцами. Потом они опрокинули бочку, и из нее высыпались кости. В зал впустили десяток охотничьих собак, и они, виляя хвостами, набросились на останки капитана.
Казнь прошла, и всходит солнце.
Тени четкие, блуждая,
Протянулись в мутном свете,
Сгустки ночи сохраняя.
Гавань спит уже лучиста,
Только крысы колобродят,
Корабли застыли в дымке,
В порт Кальяри не заходят.
Просыпаются торговцы.
