Книга Стальное лето - Сильвия Аваллоне

В девять утра дочь подняла его с кровати.

— Осторожно, — предупредила она.

Кожа на руках стала дряблой. Простыни с вышитыми инициалами, свадебный подарок, дурно пахли, но у Франчески не было ни малейшего желания связываться со стиркой.

Поддерживаемый дочерью, Энрико дополз до кухни. Там она помогла ему сесть и повязала салфетку поверх пижамы. После операции он мог есть только бульон и кашу. За это время он здорово похудел.

— Тебе помочь? — спросила Франческа.

Энрико все еще не научился обращаться с ложкой четырьмя пальцами — один палец ему ампутировали. Мотнув головой, он показал, что будет есть сам. Посмотрев немного на Франческу, он перевел взгляд на кувшин, где было молоко, и попытался налить себе немного. Нужно взяться за ручку кувшина и наклонить его, но даже с этим он не мог справиться.

В марте к нему приходили психологи. Он так и не понял, чего они хотели. Завод регулярно посылал к нему соцработников. Администрация «Луккини» хотела наконец уяснить для себя его положение, но Энрико не мог разобраться в этой куче иероглифов и поэтому игнорировал присылаемые ему анкеты.

Франческа, не присаживаясь, следила за каждым его движением. Ему было неприятно, что она видит, как он пытается налить молоко. Он заживо погребен в своей облупленной муниципальной квартире. Его соседи насмехаются над ним. У него уже нет ни имени, ни фамилии. Он превратился в вещь, во что-то.

Франческа выхватила кувшин из искалеченной руки и налила молоко к кружку.

Домна… АФО4… Почему 4? Энрико отчаянно рылся в закоулках памяти, и память все чаще отказывала ему. Это четвертая домна, единственная, что еще работает. Избыток стали на рынке вынудил администрацию остановить три другие печи. Осталась одна, а у него нет одного пальца… Одна домна, один палец… Он глотал молоко из кружки.

Франческа заставила его выпить все до капли, вытерла ему рот, затем отвела в туалет, где помогла усесться на унитаз, и сунула в руку кусок туалетной бумаги, как будто не знает, что он ей не воспользуется. Когда он позвал ее, она увела в гостиную и усадила на диван, где уже устроилась ее мать с вязанием и котом на коленях. Оказавшись перед телевизором, Энрико запрокинул голову и задремал.

Социальные работники говорили, что в апреле Энрико совсем сдал. Он почти облысел, не мог самостоятельно есть и мыться. Он гнил заживо.

Элена уже много раз перекладывала документы Энрико Морганти из одного ящика стола в другой. Он попал в аварию, когда ехал на смену. Значит, завод косвенно виноват в случившемся. Заменить Энрико ничего не стоило — в отдел кадров без конца приходят сербы и марокканцы, — но проблема заключалась в том, что ему надо было выплачивать компенсацию. И пенсию — пожизненно.

Этим утром Франческа прибиралась на кухне в особой спешке. Она небрежно помыла посуду, а грязные салфетки зачем-то сложила в буфет. Пол она не стала мыть — просто собрала веником крошки. Затем побежала убирать кровати.

Казалось, жизнь в этом доме остановилась. Вся мебель покрылась пылью, которая под шкафами лежала уже целыми кучами, напоминавшими клубки шерсти. В углах душевой кабины и на потолке в ванной появились разводы плесени.

Кот забрался на колени Энрико и стал мурлыкать. Энрико заулыбался. Заулыбалась и Роза.

Франческе теперь несложно было вводить отца в заблуждение. Можно было соврать, что выходила на полчасика, хотя на самом деле отсутствовала два часа. Можно было сказать, что кончилось молоко или что нужно заплатить за газ или за страховку. Теперь она могла ходить куда угодно, даже по вечерам: отец стал принимать снотворное и засыпал сразу после семи.

Убрав кровати, Франческа закрылась в ванной.

Там она присела на биде и первый раз в жизни побрила лобок. Ей казалось, что это может понадобиться, но для чего, она пока толком не знала. Подумав, она побрила также подмышки, ноги и руки и намазала свое белое тело увлажняющим кремом. Затем густо накрасилась, перейдя все разумные границы.

Теперь она носила обувь только на высоком каблуке и в подобной обуви становилась выше метра восьмидесяти. Ее низкорослые сверстницы, завидуя, дразнили ее каланчой. Она часто ходила на вещевой рынок и покупала короткие юбки, облегающие футболки и нижнее белье у продавца, который торговал еще и эротическими игрушками. Ей достаточно было прикоснуться к нему, чтобы он начинал блаженно стонать, будто кончает.

Этим утром Франческа вышла из дому в половине двенадцатого. Она торопилась, с ее губ не сходила улыбка. По дороге она твердила, что Анна стала для нее чем-то вроде пирожного, забытого на блюдце много дней назад. Короче, дрянь, на которую слетаются мухи.

Вначале она шла по улице Маркони. Слева от нее шумело море. Под ярким весенним солнцем волны красиво серебрились. Франческа покупала мини-юбки на деньги, предназначенные для лекарств. Она тратила и те деньги, что Роза давала ей на покупку еды. Кроме юбок она покупала стринги, пояса и комбинации со стразами, а затем часами примеряла все это, стоя перед зеркалом в ванной.

Сейчас она шла в бар Альдо, шла и прихрамывала — из-за высоченных каблуков у нее болели ноги.

Это был один из тех дней, когда Эльба четко просматривалась на горизонте. При желании можно было разглядеть бухты и отвесные скалы, а чуть дальше — темно-зеленые пятна растительности. Но Франческа ни разу не взглянула в ту сторону.

Она остановилась в нерешительности, словно пыталась убедить себя в чем-то. Проезжавшие мимо машины сигналили ей, и Франческа улыбалась водителям.

Становилось жарко, почти как летом. Можно было скинуть куртку и остаться в одной майке, с голыми плечами. Но в апреле погода изменчива.

Перед тем как войти, она поправила волосы, глядя на свое отражение в витрине. Ей никак не удавалось уложить их правильно, пряди выбивались. Почему-то ей вспомнился запах мокрой древесины в домике на площадке, но она отогнала прочь ненужные мысли. Солнце было в зените и безжалостно палило. Память — это полное дерьмо.

Она по-прежнему не решалась войти. Качели, скамейка, где они сидели… Нет, Франческа не могла все это забыть, как ни старалась. С этим нельзя жить, сказала тогда Анна. Это погубит мое будущее… Что-то вроде этого. Да иди ты к черту!

Наконец она переступила порог и сразу почувствовала на себе липкие взгляды. Она казалась совершеннолетней, и смотрели на нее соответствующе.

Будущее — это твой личный выбор. А на будущее Анны ей насрать.

Вчера она сделала этот звонок. Позвонила из уличного телефона-автомата: вставила карточку и набрала номер из газеты бесплатных объявлений. Когда ей ответили, она почти вскрикнула.

Голос в трубке казался приятным. Внимательно выслушав, что она говорила, и уточнив, действительно ли у нее стандартные 90-60-90, собеседник предложил Франческе встретиться в любом удобном для нее месте. Еще он уточнил, не сложно ли ей будет добираться до Фоллоники.