Обезболивающие притупили рефлексы Григория; казалось, ему понадобилась целая вечность, чтобы повернуть голову и сфокусировать взгляд. И вот он, наконец, увидел, что смотрит прямо в холодные водянистые глаза Петра Перковича.
Григорий лежал в отдельной палате. Цвет лица, как у дохлой рыбы, от разных частей тела к аппаратам с мигающими лампочками и электронными датчикам для снятия данных тянутся проводки. Все эти машины тихонько попискивали и гудели. Обычно даже такой физически сильный человек, как Карпинский, испытывал страх, глядя в ледяные глаза Перковича, но сейчас Григорий, накаченный медикаментами, все еще пребывал словно в тумане.
— Петруха? — выдавил он. Говорить было трудно, словно рот набит ватой.
— А ты неважно выглядишь, Гриша. Как самочувствие?
Было нечто странное в этом Перковиче, но Григорий никак не мог сообразить, что именно.
— Эта сучка меня отметелила, — еле ворочая языком, пробормотал он. — Ножом ударила. — Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд на собеседнике.
— Ужас, — сказал Петр, — и только тут Григорий сообразил, что не давало ему покоя. На Петре был светло-зеленый халат и такого же цвета просторные штаны. Он был одет как врач или санитар. Странно…
— Ты чего, в больнице теперь работаешь? — спросил Григорий. И тут же понял, что сморозил глупость.
— Нет, Гриша. Просто в этом прикиде проще пройти к больному.
— Ага…
Тут снова подкралась боль, и Григорий поморщился. Пока что это была всего лишь тень предстоящей боли, если он не нажмет кнопку. Он пытался приподнять руку, но не было сил. Петр крепко прижимал ее к кровати.
— Скоро, Гриша. Скоро я позволю тебе нажать на кнопку, — сказал он. — Но сперва ты должен рассказать мне, что произошло.
На глазах у Григория вновь выступили слезы.
— Она ударила меня ножом в член, Петька. И по яйцам.
— Жуткое дело. Но почему, зачем она так?
— Я сказал ей, что надо делать, но она не послушалась. Ну, а потом ударила ножом.
— Что именно сказал? Какому приказу она не подчинилась?
— Отстать. Перестать задавать вопросы о деле Блэра.
— Ага. Так это Николай попросил тебя потолковать с этой женщиной?
— Нет.
— А почему ты не спросил Николая, можно ли на нее надавить?
— Он сказал мне, что Николай не против.
— Какой-то другой человек сказал?
— Да. Сам знаешь, я ничего не делаю без разрешения Николая. Он сказал мне, что говорил с Николаем и что тот не против. Скажи, Николай на меня не сердится, нет, Петруха?
— Нет, нет, Гриша. Николай желает тебе только добра. Просил передать, чтобы ты поскорей поправлялся.
Боль налетела снова, и на этот раз Григорий изогнул спину дугой и заскрипел зубами.
— Еще один вопрос, и сможешь нажать на кнопку. Кто просил тебя переговорить с этой женщиной?
— Чарли. Чарли Бенедикт, адвокат. Он заверил меня, что все нормально. Пожалуйста!..
— Спасибо, Гриш. Николай просил передать тебе еще кое-что. Ну, насчет той женщины, которая пырнула тебя ножом.
— Скажи, пусть не беспокоится. Как только выйду отсюда, порву гадину на мелкие кусочки.
— Нет, нет, Гриша. Николай велел тебе к ней даже не приближаться. Ты должен забыть о ней, раз и навсегда.
— Что?!
Григорий забился в судорогах. Боль стала просто невыносимой.
— Скажи, что понял меня. Обещай, что забудешь о ней раз и навсегда.
— Пожалуйста… — взмолился Григорий.
— Говори!
— Ладно. Больше не трону ее. Никогда. А-а-а!
Петр отпустил руку Григория, и тот надавил на кнопку, и морфин начал заглушать боль. И через несколько секунд он забыл о женщине, о Петре, вообще обо всем, избавленный от невыносимых стараний, воспарил в блаженном покое над миром.
Перкович еще какое-то время смотрел на Карпинского, потом удрученно покачал головой. Этот Григорий — самый настоящий идиот, легко может стать игрушкой в любых руках. Петр понимал: он скоро забудет свое обещание. Что ж, придется, видно, напомнить ему еще раз. А пока что у него другая задача — поскорее сообщить Николаю о Чарльзе Бенедикте.
Глава 46
Дана удивилась, увидев, что вслед за Санторо в «Виннис» вошла Стефани Робб.
— Я рассказал Стеф, что нанял тебя, и о том, что ты узнала в Канзас-Сити — тоже, — сообщил ей Санторо. — Она, конечно, разозлилась, что я действовал у нее за спиной. Но потом согласилась, что нам необходимо всем троим объединить усилия.
— Должна довести до вашего сведения, — тут же вставила Робб, — я до сих пор считаю, что Хорас Блэр убил свою жену. Однако после того, что вы выяснили о Бенедикте, готова выслушать и ваше мнение.
— И еще я рассказал ей, что здесь отличная еда, — заметил Санторо, когда подошла официантка, и все они заказали гамбургеры, картофель фри и пиво.
— Я долго размышлял об этом деле, — начал Санторо, когда официантка ушла выполнять заказ, — и теперь убежден: Чарльз Бенедикт убил Кэрри Блэр и подставил ее мужа. Не знаю, по какой причине он убил Кэрри, но давайте допустим, что все-таки убил. Можем ли мы рассматривать вещдоки против Хораса в свете, уличающем Бенедикта?
Все молчали, и Санторо продолжил:
— Давайте начнем с ключей. С самого начала, с того дня, как мы проводили этот эксперимент с ключами в особняке Блэров, они не дают мне покоя. Ты помнишь, как выглядели эти ключи, Стеф?
Робб несколько растерялась.
— Как ключи, что ж еще.
— Правильно, и все же было в них нечто странное. Два ключа, найденные в могиле — тот, отдельный, и ключ на кольце Кэрри, — выглядели старыми. Они потерлись, потускнели, на них были царапины. А вот ключ, который мы взяли у Блэра, и так и не смогли им открыть входную дверь, походил на те ключи из могилы, но только был значительно новей.
— А какое это имеет значение? — спросила Робб.
— Помнишь Эрнста Бродского?
— Ясное дело.
— Помнишь, чем он зарабатывал на жизнь?
Робб поняла, даже побледнела немного.
— Мы с Даной просмотрели пленки с камер наблюдения, установленных в торговом центре «Вью Ривер». Во вторник утром на территорию центра заезжал «Порше», очень похожий на тот, который водила Кэрри Блэр. Весь номер я прочесть не смог, но два его знака совпали с номером машины Кэрри, и находились на том же месте, что и у нее. Потом, примерно в то же время, когда я видел на пленке «Порше», в лавку Бродского зашел какой-то мужчина и вскоре вышел, в руках у него был небольшой бумажный пакетик, в такой вполне могли поместиться несколько ключей. Причем он старался прятать лицо. На нем был свитер с капюшоном, держал голову низко опущенной. Я проверил записи в книге заказов Бродского. Он продал два ключа за наличные примерно в то же время, когда тот мужчина в капюшоне заходил к нему в лавку.
