— Все понятно, Лука.
— Мой предшественник предложил мне работу — тестировать машины. Он спас меня, ради меня самого, ради моих детей. Он был очень стар, недавно умер, но я иногда вижу его лицо, слышу его голос. Я часто вспоминаю его. То, что он передал мне, я не должен хранить, я должен это предложить другому. Вот почему я очень счастлив, что могу помочь тебе.
Дэнни смотрел на панель телефона с таким вниманием, словно видел на ней лицо Луки.
— Спасибо, тебе, Лука, и за помощь, и за рассказ.
— Друг мой, это я должен благодарить тебя за возможность вернуть долг, оказав помощь тебе. Добро пожаловать в «Феррари». Уверяю, тебе не захочется уезжать от нас.
Они попрощались, Дэнни мизинцем выключил телефон, присел на корточки и протянул мне измазанные тестом руки. Я с удовольствием вылизал их дочиста.
— Иногда я верю, — сказал он, пока я наслаждался сладким тестом и завидовал его большим пальцам. — По-настоящему верю.
Глава 58
На горизонте мягко брезжит рассвет, рассыпая по земле солнечные лучи. Жизнь моя кажется мне и длинной, и короткой одновременно. Люди часто говорят о воле к жизни, но редко — о воле к смерти. Потому что люди боятся смерти. Для них смерть — это мрак, неизвестность и страх. Но не для меня. Смерть — это не конец.
Слышу, как Дэнни хлопочет на кухне. По запаху определяю, что он делает — он готовит завтрак. Он всегда готовил завтрак, когда мы были семьей, когда с нами были Ева и Зоя. Когда Ева умерла, а Зою отняли у нас, он ел овсяные хлопья.
Напрягаю все свои силы и медленно поднимаюсь. Суставы у меня словно примерзли друг к другу, лапы пронизывает боль. Я с трудом ковыляю к двери спальни.
Старость — жалкое зрелище. Она ограничивает и ухудшает. Я знаю, такое случится со всеми, но, думаю, что могло бы и не случаться. Полагаю, случается только с теми, кто этого просит. Учитывая современный образ мысли и коллективную апатию, мы предпочитаем просить, чтобы старость пришла. Но настанет день, и родится ребенок, мутант, который откажется стареть, откажется признавать ограничения срока службы тела. И он будет жить полнокровной жизнью не до тех пор, пока его тело станет беспомощным, а пока ему попросту не надоест жить. Он проживет сотни лет, подобно Ною или Моисею. Гены этого ребенка передадутся его потомкам, а затем их потомкам. С течением времени подобных людей станет все больше и больше. Их гены вытеснят гены тех из нас, кто хочет стареть, ищет старости и распада. Верю, что настанет время и такое произойдет, но мне этот мир не увидеть.
— Привет, Цо! — восклицает Дэнни, видя меня в дверях. — Как чувствуешь себя?
— Как дерьмо в проруби, — отвечаю я, но он, конечно же, меня не слышит.
— Я напек тебе блинчиков.
Я заставляю себя повилять хвостом, но лучше б этого не делал, потому что мочевой пузырь у меня сразу начинает трястись, и на задних лапах появляются капельки мочи.
— Ерунда, сейчас вытру, — говорит Дэнни.
Он обтирает мне лапы, отрывает кусок блинчика, дает мне. Я беру его, но жевать не могу. Даже не чувствую вкуса. Он лежит у меня на неподвижном языке и в конце концов падает на пол. Дэнни замечает, но ничего не говорит. Он продолжает печь блинчики, укладывает их остывать на решетку.
Я не хочу, чтобы он волновался из-за меня. Не хочу заставлять его вести меня к ветеринару, чтобы не приводить обратно. Он очень меня любит. Мне меньше всего хотелось бы заставлять его причинять мне боль. Концепция эвтаназии имеет свои достоинства, но она слишком перегружена эмоциями. Мне ближе идея помощи в самоубийстве, разработанная вдохновенным врачом Кеворкяном. Стоит прибор, на нем красная кнопка, которую больной старец может в любой момент нажать и взять ответственность за свою смерть на себя. В подобном устройстве нет ничего отвратительного. Есть большая красная кнопка. Хочешь — нажимай ее, хочешь — нет. Кнопка абсолютной свободы.
Я изъявляю желание умереть. Когда я буду человеком, возможно, изобрету подобное устройство для собак.
Я вернусь в этот мир человеком. Я буду ходить среди вас: буду облизывать губы маленьким проворным языком, пожимать руки другим людям, крепко сжимать их отстоящим в противоположную сторону большим пальцем. Я передам людям все свои знания. И если увижу мужчину, женщину или ребенка в беде, я, и метафорически, и физически, протяну им руку помощи. Обязательно. И ему. И ей. И тебе. Всему миру. Я буду примерным гражданином, хорошим другом и спутником в жизни, где все мы — участники одного трудного путешествия.
Я подхожу к Дэнни, тычусь мордой в его ногу.
— Что, старина? — спрашивает он.
Дэнни инстинктивно тянет ко мне руку — ведь мы так долго прожили вместе, — чешет макушку, потом за ухом.
Прикосновение человека. Лапы мои подкашиваются.
Он встревожен. Наклоняется ко мне и спрашивает:
— С тобой все в порядке, Энцо?
У меня все прекрасно. Я чувствую себя великолепно. Я… Я…
— Цо?
Он выключает горелку под сковородой. Кладет мне руку на сердце. Пытается прощупать пульс, но едва ли его чувствует, потому что пульс у меня слабенький.
В последние несколько дней многое у нас изменилось. Да все изменилось. Зоя возвращается к нам. Хотел бы я увидеть момент их встречи. Они собираются в Италию. В Миранелло. Будут жить в квартире, в небольшом городке, ездить на «фиате». Дэнни получил работу в «Феррари». Он — замечательный гонщик. Трек выучит быстро, потому что он внимательный и сообразительный. На «феррари» талант его заметят скоро и переведут из испытателей машин в гонщики. Ему обязательно предложат попробовать себя в «Формуле-1». В составе «конюшни «феррари». В конечном счете им заменят незаменимого Шуми. «Испытайте меня», — скажет Дэнни и проявит себя во всем блеске. И тогда его утвердят в основном составе, а через некоторое время он победит на «Формуле-1». Станет великим чемпионом, как Айртон Сенна. Как Хуан Мануэль Фанхио. Джим Кларк. Как Джеки Стюарт, Нельсон Пике, Ален Прост, Ники Лауда, Найджел Мэнселл. Как Михаэль Шумахер. Вот он каков, мой Дэнни!
Как бы я хотел все это увидеть. Все, до последнего момента. Начиная с того дня, когда Зоя приедет к нам насовсем. Однако полагаю, мне не суждено дожить до счастливой минуты их встречи. В любом случае не мне решать. То, за чем душа моя явилась на этот свет, она познала, прочее же несущественно. Невозможно получить все, что желаешь. Иногда нужно просто верить.
— Все в порядке, — говорит Дэнни и обхватывает мою морду ладонями.
Я очень многое узнал о гонках. Там все зависит от равновесия. И еще от предвидения и терпения. Мне известно все о водительском мастерстве, необходимом для победы в гонках под дождем. Гонки под дождем требуют рассудительности. Владения собственным телом. Веры в то, что машина — продолжение собственного тела, трек — продолжение машины, а небо — продолжение дождя. В гонках под дождем необходимо верить, что ты — это не ты, а все, а все — это ты.
