— Но ведь в его убийстве подозревался Виктор Чуев?
— Были кое-какие основания так считать, но в ходе следствия эта версия отпала. Убийца Каблукова сам пришел с повинной. Некий Костенко. Ему дали три года, учитывая непреднамеренность содеянного и чистосердечное раскаяние.
— А с чего это Костенко решил каяться?
— Спроси что-нибудь полегче, — поморщился Синявин. — Я стопроцентно уверен, что Каблукова убил другой человек. Некий Константин Кузнецов. Он проходил у нас еще и по делу об убийстве актера Лузгина вместе с Харитоновым, подручным небезызвестного тебе Коняева. Но в последний момент выяснилось, что Лузгин жив-здоров, более того, сам явился в прокуратуру. Кстати, Коняев погиб в ту же самую ночь, что и Роман Владимирович Чуев. И вообще тот день был урожайным на трупы.
— И никто не пытался свести в одно дело смерть Чуева-старшего и ранение Чуева-младшего?
— В областной прокуратуре полагают, что все это лишь трагическое совпадение. Меня осадили в два счета. А за дело Каблукова еще и впаяли неполное соответствие. Вот так, Игорь.
Синявин был службист и выговор начальства принял близко к сердцу. Тем более что он, кажется, был уверен в своей правоте. Если бы не абсолютно незаслуженный нагоняй, то он вряд ли пустился бы со мной в откровенность. Но обида жжет даже самую на первый взгляд сухую и черствую душу.
— Вы не подбросите мне адресок коняевского бычка?
Синявин отозвался не сразу. Он всегда критически относился к нашей с Черновым суете на криминальном фронте, считая, что правоохранительная деятельность не терпит дилетантства. И тем не менее он не мог не отдавать себе отчета, что у дилетанта возможностей бывает куда больше, чем у находящегося на госслужбе профессионала. Так что иногда Синявин наступал на горло собственной песне и нехотя шел на сотрудничество с расторопными частными сыщиками. Разумеется, исключительно в интересах Закона, которому он служил с истовостью фанатика.
— Зачем вы ввязались в это дело, Игорь?
— Просто решил помочь своему новому знакомому Виктору Чуеву.
— Ему угрожали?
— Да. Его покойный отец задолжал каким-то бякам около двухсот миллионов долларов.
Синявин аж присвистнул от несуразности прозвучавшей цифры. К его чести, надо сказать, что он не задал мне вопроса, почему Чуев не обратился в правоохранительные органы, отлично понимая, что в данной ситуации от такого вопроса за версту несет лицемерием. Когда речь идет о сотнях миллионов долларов, закон в России безмолвствует — говорят стволы.
— Вы работаете самостоятельно или на пару с Черновым?
— Хотите намекнуть на связь Шварца с графом Фелей?
— Да уж какие тут намеки, — хмыкнул Синявин. — И вам-то, Игорь, об этом сотрудничестве известно больше, чем мне.
— К сожалению, гораздо меньше, чем хотелось бы.
Адрес Харитонова Синявин мне все же дал, косвенно подтвердив тем самым свою заинтересованность в начатом мною расследовании. К сожалению, ценного свидетеля я дома не застал. А соседями он характеризовался отрицательно: как человек расхристанного образа жизни, неспособный к созидательному труду, склонный к противоправным действиям и многодневным загулам. Словом, тот еще был фрукт. Получив столь исчерпывающую характеристику, я нисколько не сомневался, что найду Харитонова в одном из ближайших питейных заведений, и, как выяснилось, был прав в своих расчетах. Судя по всему, Харитоша, он же Хряк, испытывал определенные финансовые затруднения, поскольку место, где он предавался отдохновению за банкой пива, трудно было отнести к первостатейным. Описание, которым меня снабдили словоохотливые соседи, оказалось предельно точным, и мне не пришлось долго ломать голову, сверяя приметы с оригиналом, который хоть и был сильно под мухой, но интереса к окружающему миру еще не потерял и с удивлением уставился на меня заплывшими жирком глазами. Надо сказать, что Хряк вполне оправдывал свое прозвище и чрезмерно расплывшимися телесами, и злобно-туповатым выражением лица.
— Как у вас со здоровьем, уважаемый? Вы не слишком злоупотребляете алкоголем? Говорят, после перенесенных стрессов это очень вредно.
— Ты кто такой? — дыхнул перегаром в мою сторону Харитонов.
— Я хороший знакомый графа Фели. Вам ведь известно это имя?
— У, сука! — протянул, наливаясь злобой, Хряк и поднялся с явным намерением запустить в меня пивной кружкой.
— Спокойно, юноша. Что вы дергаетесь раньше времени? Я ведь не сказал, что являюсь другом Строганова.
— Где-то я тебя видел, — успокоился Хряк и вернулся в исходное положение.
Если наша с Харитоновым перепалка и привлекла внимание немногочисленных посетителей пивного бара, то ненадолго. Уяснив, что драки не будет, и бармен, и его клиенты вернулись к привычному занятию, предоставив нам с Хряком возможность полюбовно улаживать свои дела.
— Если меня правильно информировали, то именно Феликс Строганов отправил вас на нары по ложному обвинению в убийстве актера Лузгина?
— Я до этого ублюдка еще доберусь, он мне ответит за смерть Коня.
Хряк не ограничился только этими словами, а щедро напитал незамысловатую фразу выражениями матерными, но особенного впечатления ни на меня, ни на посетителей бара его пышная тирада не произвела. Я кроме всего прочего вслух выразил сомнение, что эта угроза когда-нибудь будет выполнена, поскольку граф не производил впечатления человека, которого может обидеть каждый пьяница.
— На свои пью, — принял мой упрек близко к сердцу Харитонов. — А Феля рано или поздно пулю получит. Попомни мои слова.
— А вы уверены, что это именно Строганов повинен в смерти Коняева?
— Тебе-то какое дело? Ты что, мусор?
— Нет, я Фотограф.
— Слушай, что ты ко мне привязался, Фотограф? Я тебе что, справочное бюро?
— Вы источник информации, бесценный мой. Хотите пятьсот рублей?
— А почему не тысячу?
— Потому что я предлагаю пятьсот. Если вы найдете более щедрого покупателя, то я готов повысить расценки. Кто вам заказал Лузгина?
Выложенная на стол купюра произвела на Хряка благотворное действие, он перестал брызгать слюной и пеной из пивной кружки и перевел разговор в деловое русло:
— Язон заказал. Костя Кузнецов. Та еще сволочь. Потом я узнал, что за ним охотится Конь. Но Крюк меня подвел. Сдал графу Феле. Гнида. Мало того, что я угодил на нары, так еще и потерял кучу денег.
— То есть вы успели продать Язона Коняеву за несколько часов до смерти последнего?
— Ну продал, и что дальше?
— Ничего. Сам коммерсант и могу понять родственную душу. А зачем Коняеву понадобился Язон?
— Клад, Фотограф, — понизил голос почти до шепота Хряк. — Совершенно дикие деньги. Я узнал об этом случайно от Гвоздя. Был такой, но сгинул вместе с Конем на дороге. Ну что, заработал я твои пятьсот?
