— Лёка, ты все-таки потрясающе доверчива! — заметил я и объяснил, что Ромул, если он вообще существовал, жил в VIII веке до нашей эры, Чирко-Массимо был построен в VII веке до нашей эры, а по последним данным, вообще в I веке до нашей эры. Следовательно, римляне под предводительством Ромула никак не могли похитить сабинянок.
Считается, что в 64 году нашей эры именно в Чирко-Массимо начался легендарный пожар, который перекинулся на Рим и в течение недели сжег весь город. Римляне считали, что поджог был совершен по приказу Нерона. Лёка Ж. тут же вспомнила Гая Светония Транквилла, который в книге «Жизнь двенадцати цезарей» утверждал, будто Нерон, надев театральный костюм, пел оду «Крушение Трои», с безопасного расстояния наслаждаясь великолепным пламенем, пожирающим Вечный город.
Поскольку слухи о том, что пожар устроен по приказанию Нерона, грозили смутой, диктатор решил отвести от себя подозрения, обвинив в поджоге христиан. Толпа приняла такой вариант с воодушевлением — изощренные публичные казни христиан собирали аншлаги. «Жуть», — поежилась Лёка Ж.
— Впрочем, есть свидетельства, что Нерона вообще не было в Вечном городе во время пожара, — заметил я. — Так что петь «Крушение Трои», глядя на пламя, он никак не мог.
— Но что мешало ему заранее приказать поджечь Рим? — спросила Лёка Ж. с интонацией прокурора.
— А зачем ему вообще поджигать Рим, где находится его дворец с кучей всяких драгоценностей? — выступил я в защиту Нерона.
В самом деле — зачем? Как известно, его шикарный дворец, вызывавший зависть всех правителей того времени, тоже сильно пострадал в пожаре. А когда Нерон вернулся в столицу, он полностью восстановил Рим за счет казны. На кой ему такие расходы?
Кстати, Чирко-Массимо тоже был восстановлен Нероном. Здесь еще долгое время устраивались конные состязания и различные праздники, пока не настали Средние века и римляне не разобрали цирк до основания. Потом монахи разбили здесь огород, где нашли кучу древних обелисков, которые Доменико Фонтана на радость папе Сиксту V понаставил на разных площадях города.
Лёка Ж. уставилась на лужайку Чирко-Массимо, по которой бегали пузатые дяденьки в спортивных трусах, бродили мамаши с детьми и степенные синьоры выгуливали собачек.
Опасаясь, как бы она опять не впала в анабиоз, я напомнил, что мы шли к Бокка-делла-Верита, взял Лёку Ж. за руку и повел к светофору, чтобы перейти улицу.
— Что это ты такое неприличное сейчас сказал? — среагировала она на название.
— Да будет тебе известно, Лёка, что «Бокка-делла-Верита» это «Уста истины»! — объяснил я по пути. — Тому, кто говорит неправду, они откусывают руку. Так что сейчас я выведу тебя на чистую воду.
Лёка Ж. остановилась.
— Испугалась? — усмехнулся я.
— Ни капельки, — поспешно ответила она. — Просто я вспомнила, что мне надо…
— Не надо, — строго прервал я и перевел Лёку Ж. через дорогу.
Мы вышли на пьяцца Бокка-делла-Верита, где располагалась церковь Санта-Мария-ин-Космедин с «Устами истины». Ко входу тянулась длинная очередь. Лёка Ж. попыталась улизнуть, сославшись на то, что такую очередь она не выстоит, но я крепко сжал ее руку и стал развлекать рассказами об архитектурном объекте, в котором находился зловещий, но популярный артефакт античности.
Как сообщал мой путеводитель, базилика Санта-Мария-ин-Космедин была основана в VI веке бежавшими из Византии греческими монахами — предположительно на месте античного храма Геркулеса. Останки древних стен из туфа сохранились внутри церкви.
В Средние века при входе в церковь установили круглый камень с рельефом какого-то божества с открытым ртом, те самые «Уста истины». Говорят, в древности на этом камне совершали ритуальные человеческие жертвоприношения. А в Средневековье сюда притводили преступников, жуликов и неверных жен. И все так боялись потерять руку, что сразу во всем сознавались. Римских детей до сих пор пугают «Устами истины», если они врут. И дети в страхе признают, что солгали…
— Ой, мамочки! — вскрикнула Лёка Ж. и побледнела.
Мы неумолимо приближались к «Устам истины». Лёка Ж. нервно выглядывала из-за спин впереди стоявших туристов, пытась рассмотреть божество, откусывающее руки. Совсем рядом с площадкой перед «Устами» она заметила несколько деревянных коробок с прорезью, возле которой было написано «1 euro». Рядом за порядком следил один охранник.
— А что будет, если я не брошу монетку? Меня не пустят? — спросила Лёка Ж. с надеждой.
— Пустят, — заверил я. — Просто «Уста истины» откусят тебе руку.
Лёка Ж. оглянулась назад, но за нами стояла такая плотная очередь, что она поняла: обратный путь отрезан.
Мы подошли к коробочкам, опустили по монете в 1 евро, и Лёка Ж. замерла.
— Иди первым, — сказала она.
Но я взял Лёку Ж. за руку и подвел к «Устам истины».
— А теперь говори — верна ли ты своему «мужу»?
— Хм. Которому из них? — задумалась Лёка Ж. — Ой, я же вообще не замужем!
И пока я не успел конкретизировать свой вопрос, она быстро вложила руку в «Уста» и выдернула ее обратно.
— Съел? — с издевкой сказала она. — А теперь ты скажи: ревнуешь меня к Джованни?
— Нет, — сразу ответил я.
— А вот проверим. Суй руку, — потребовала она.
— Что за детские игры! — усмехнулся я.
— Ну уж нет! — возмутилась Лёка Ж. — Я совала, и ты суй. Давай. Люди ждут.
Я острожно вложил руку в «Уста» и торжествующе посмотрел на Лёку Ж. И вдруг что-то внутри схватило мою руку и потащило вглубь с такой силой, что я чуть не свалился.
Лёка Ж. с ужасом завизжала.
— Помоги мне, — прохрипел я.
Она схватила меня за пояс и потащила на себя. На помощь ей бросился охранник. Вместе они выдернули мою руку из кровожадной пасти.
— Ой, — закричала Лёка Ж., — у тебя нет руки!
— Конечно, нет, — засмеялся я. — Она у меня в рукаве.
Я вытащил наружу спрятанную в рукав кисть. Лёка Ж. кинулась на меня и стала молотить кулачками по груди. Охранник раздраженно кивнул нам на выход. Я извинился, взял Лёку Ж. под руку и увел в церковь.
— Дуреха, ты что, «Римские каникулы» не смотрела? — спросил я.
— Смотрела, — сердито ответила Лёка Ж. — А при чем тут они?
— Ты не помнишь, как Грегори Пек разыграл Одри Хепберн? — удивился я.
— Не помню. Что ты пристал! — раздраженно сказала Лёка Ж.
— Но, погоди, у тебя же фотографическая память, — напомнил я.
— Я библиомем — запоминаю только печатные буквы и цифры, — объяснила она.
У выхода из базилики уже стоял Джованни. Без шлема. Он тряхнул челкой и помахал рукой. Другую он держал за спиной.
