Надо было торопиться.
56
После звонка Коржика в Саранск звезда Митхуна стала медленно, но неуклонно клониться к закату. Началось все с того, что он внезапно исчез из офиса на несколько недель.
– Где ты был? – поинтересовался Коржик, когда тот опять появился.
– В командировке, – неохотно и как-то неуверенно ответил тот.
– Далеко?
– В Норильске.
В Норильске Коржик бывал раньше. Он хотел его расспросить, что там нового в городе, но того позвала секретарша:
– Митхун, тебе Алла Борисовна звонит!
– Пугачева, что ли? – схохмил кто-то из региональных клерков, находившихся в этот момент в офисе.
Аллой Борисовной звали жену Митхуна. Секретарши, еще не уловившие ветер перемен, по-прежнему лезли ему в задницу и называли жену по имени-отчеству. Так, по их мнению, звучало солиднее и красивее.
Митхун убежал.
– Ты знаешь, где он был? – спросила Коржика попозже Лена, понизив голос почти до шепота.
– Где?
– В каталажке сидел.
– Да?
– Ага. За ним приехали менты из Саранска, встретили возле дома, надели наручники и увезли.
– А за что?
– Он по бизнесу кинул сына какого-то их начальника.
– А почему отпустили?
– Толян выкупил.
– Много заплатил?
Она с сожалением кивнула:
– Много. Я бы столько платить не стала.
– Его деньги, – заметил Коржик.
А про себя подумал, что не зря Митхун таскал Толяна к себе в гости. Словно чувствовал. Они почти что побратались в тот период. Без этих застолий жена Митхуна не смогла бы позвонить Толяну и умолять того о помощи.
– И что, Митхун будет теперь отрабатывать эти деньги? – спросил Коржик.
– Не знаю, – ответила Лена. – В такие подробности шеф никого не посвящает. Думаю, что будет.
Отрабатывать Митхуну пришлось очень скоро. Положение его усугубилось еще и тем, что в отсутствие Ларисы он подсунул в сейф пачку ветхих долларов, а себе взял нормальные. Ветхие купюры везде принимали со скидкой. Об этом стало известно Толяну, и он не на шутку разозлился. Он вызвал Митхуна к себе и от души навтыкал ему за крестьянскую мелочность. Это оказался как раз тот случай, когда жадность фраера сгубила.
После этого дни Митхуна в офисе оказались сочтены. Он и сам это почувствовал и ходил, как в воду опущенный. Но Толян выгнал его не сразу. Долг еще не был отработан. Он послал Митхуна куратором на одну из своих строек в глухую провинцию за пару тысяч километров от Москвы и продержал там полгода. Стройка была большая, и Толяну требовалось получать информацию о ней из нескольких источников, чтобы поменьше воровали. Полностью же искоренить воровство было невозможно – строительные сметы можно раздуть в три раза и при этом они продолжают выглядеть правдоподобно.
В середине лета Митхун предпринял попытку вернуться. Он самовольно покинул стройку, приехал в Москву и тихо сел на свое рабочее место. Но просидел на нем, радуясь знакомой обстановке, не более получаса. По коридору пробегал Толян и увидел его.
– Митхун! – удивился он. – А ты почему здесь? Ты мне там нужен.
– Да я думал… – начал оправдываться Митхун и потрусил за ним в кабинет.
Больше его в офисе никто не видел. В тот же день он опять уехал на свою стройку, а осенью, когда она закончилась, Толян его тихо уволил.
Коржик и Лариса с самого начала знали, что он назад не вернется. Те, кого Толян отправлял в ссылку, обратно не возвращались никогда. Бурная любовь Толяна к новым людям почти всегда имела такой финал. И обратной дороги не было. Еще ни один бывший фаворит, утративший свои позиции, не сумел их восстановить. Кроме Ларисы. Но это совсем другая история.
57
Конец подкрался незаметно, хотя признаки его были отчетливо видны еще загодя. Во-первых, проект с цементом и трубами закончился, а нового объема работ Толян Коржику не дал. Во-вторых, Лариса в очередной раз ушла на больничный, и он остался без прикрытия. В-третьих, Толян укатил в командировку и впервые оставил вместо себя Жучковского, подчинив ему даже консалтингов. Паршивая сложилась ситуация. Коржик чувствовал, что что-то приближается, и предчувствие его не обмануло.
На следующий день после отъезда Толяна, Жучковский вызвал его к себе. Он важно восседал за столом Толяна и выглядел довольно нелепо, но не понимал этого. «Шакал в кресле тигра», – подумал Коржик. Жучковский аж лоснился от удовольствия и важности. К его лицу бывшего военнослужащего не хватало только почетных грамот от командующего округом на стене, полкового знамени в углу и солдата с автоматом за дверью.
Он не предложил Коржику сесть. Стулья были предусмотрительно убраны в дальние углы. Видно, он тщательно готовился к этому разговору.
Коржик направился за стулом.
– Не неси – это ненадолго, – попытался его остановить Жучковский.
Товарищ подполковник не привык, чтобы подчиненные перед ним сидели.
– Неважно, – отмахнулся Коржик и принес стул. Он сел напротив и посмотрел на Жучковского вопросительно.
– Зачем звал?
Тот ответил не сразу. Видимо, рассчитывал, как сильнее его уязвить.
– У нас финансовые трудности, – наконец сказал он.
Коржик промолчал.
– Кризис, короче говоря, – продолжал он.
Коржик вспомнил слова Петрова, что кризис в фирме начинается тогда, когда в туалете заканчивается двойная бумага. В Толяновой конторе она закончилась месяца три назад и вместо нее появилась убогая однослойная подозрительного серого цвета.
– С первого июня ты отправляешься в двухмесячный отпуск без содержания, – выпалил Жучковский и расплылся в широкой улыбке, как будто сообщил ему что-то очень приятное. Это была его месть Коржику за все подколки и посылания в жопу.
– Кто это решил? – спросил Коржик.
Тот выразительно посмотрел вверх.
Коржику показалось, что он готов выпрыгнуть всей своей жирной тушей на стол и сплясать там танец победы. Он встал. И тут у него очень кстати подошли кишечные газы. Нимало не смущаясь, Коржик повернулся к Жучковскому спиной, слегка наклонился и длинно перднул.
– Ты что, в натуре, бля?! – обалдел тот.
– Извини, Ваня, наверное, съел что-то не то.
Чертыхаясь, Жучковский кинулся открывать форточку. Коржик вышел.
Затем Жучковский по очереди вызвал к себе Сашу Шлыкова и Александру. Их он тоже уволил.
Ошарашенные неприятным известием, они сидели у себя в кабинете. Был конец мая, стояла жаркая погода. Через открытое окно доносился шум с Тверской. Остальные клерки сновали по коридору, но к ним не подходили. Как будто боялись заразиться вирусом увольнения. Настроение было даже не на нуле, а в глубоком минусе.
