Отеро одновременно была склонна к фантазии (или вымыслу как к одному из искусств) и к чистейшему прагматизму. Увязая все глубже в долгах, она скрывает это от друзей и продает виллу «Каролина», пускает на продажу с аукциона имущество и перебирается в комнату гостиницы «Новелти» на рю Де Англетер – ее последнее пристанище, – не признаваясь никому в том разорении. Этот шаг в трясину бедности был сделан в 1948 году. Существуют фотографии Беллы Отеро, присутствовавшей при продаже с аукциона ее имущества. Надменная и хорошо одетая, Каролина имела еще мужество заявить «Нис Матен»: «Неправда, что у меня материальные затруднения: я всего-навсего продала ненужные мне вещи. Делаю это заявление, чтобы мои друзья не беспокоились обо мне. Я живу на ренту; возможно, не смогу позволить себе шампанское за каждым ужином, но я ни в чем не нуждаюсь».
Однако в действительности Белла очень нуждалась. С 1948 по 1965 год, то есть почти двадцать лет, она жила в крайней бедности. Прагматизм и гордость заставили Каролину поступить следующим образом: во-первых, она решила добиться от французского государства пенсии по старости. Для этого ей необходимо было свидетельство о рождении, и после семидесяти лет мистификаций в 1955 году «андалусийка» Каролина Отеро написала письмо мэру Вальги, провинция Понтеведра, с просьбой прислать свидетельство о рождении «на имя Агустины Отеро Иглесиас» («дата моего рождения – 4 ноября 1868 года, если мне не изменяет память»). В то же время Белла перестает встречаться с немногими из оставшихся в живых друзьями (за исключением Джорджа Вага, оказавшегося в такой же нищете, как и она сама), чтобы они не видели ее в столь жалком положении.
Ее стремление исчезнуть зашло так далеко, что газеты трижды публиковали известие о ее смерти, а сын Поля Франка сообщил мне еще об одном, действительно комичном эпизоде. Согласно этому рассказу, до его матери, жены Поля Франка-старшего, много лет выступавшего вместе с Беллой, дошли слухи, что Каролина хранит невероятные сокровища в своей комнатке на рю Де Англетер; и она решила навестить ее, чтобы «купить у старушки некоторые драгоценности, которые она уже не носила из-за преклонного возраста». Мадам Франк постучала в дверь, и недоверчивый голос Каролины спросил: «Кто там?» «Это жена Поля Франка», – попросту ответила, она. Каролина надменно заявила, что Белла Отеро здесь не живет. Но мадам Франк, прекрасно знавшая голос Каролины, осмелилась настаивать: «С кем же я тогда говорю?» «С сестрой-близнецом мадам Отеро, – пояснила Белла, – и будьте любезны, не беспокойте меня больше».
Мария Феликс
Когда все уже казалось потерянным, Каролине Отеро внезапно улыбнулась фортуна. В восемьдесят шесть лет Белле предложили снять фильм о ее жизни, с Марией Феликс в главной роли. Это была слезливая мелодрама о любви блистательной танцовщицы Беллы. Фильм вопреки надеждам оказался неудачным. Мария Феликс, несмотря на «андалусскую» красоту, не сумела выступить правдоподобно в роли Беллы, и фильм не удался. Если бы этот проект оказался успешным, то Белле была бы обеспечена небольшая пожизненная рента, однако в результате ей достались лишь мимолетный всплеск известности (многие были удивлены, что она до сих пор жива) и, по разным источникам, 100 000 или 200 000 франков, канувших в ту же бездну, что и остальной ее капитал. С того времени Каролина жила на небольшое ежемесячное содержание в шестьсот франков,[57]но иногда, как уверяет хозяин магазина, где она покупала еду, Белла демонстрировала толстую пачку денег, что сбивало с толку соседей и наводило на мысль о ее тайном богатстве. Через несколько дней эти деньги, которые могли сделать более сносной жизнь Беллы, исчезали так же, как и появились, потому что до конца своих дней она предпочитала приносить жертвы судьбе, а не смерти. Эти деньги, несомненно, появлялись в результате посещений, по специальному приглашению, казино Монте-Карло, где Каролина познакомилась с Харпо Марксом, гостившим в доме профессиональной сплетницы Эльзы Максвелл.
Последний рассказ сплетницы
– Ты понимаешь, Артур Адольф (Максвелл всегда нравилось называть знаменитостей их настоящими именами, в особенности если они были длинными и немецкими, как у Харпо Маркса), ты понимаешь? По сравнению с судьбой Отеро жизни Марлен или Греты кажутся пикником. Черт бы ее побрал, ведь рядом с ней даже Хеди Ламарр – просто монашка! Жаль, что сейчас уже никого не интересуют ее похождения, а я бы про нее много всего написала! Однако я вижу, Харпо, тебе уже надоело слушать эти старые истории и не терпится поскорее встретить старуху Беллу в казино, чтобы проиграть вместе горстку франков. Вы, мужчины, такие нелюбопытные. А ведь любопытство – основа мудрости, позволь тебе напомнить. Ну хорошо, пусть шофер тебя подвезет, но ты должен выслушать мою последнюю историю: ты же знаешь, Артур Адольф, что мне не нравится прерывать рассказ на полуслове. Должен быть завершающий аккорд. Так что приготовься: тебе, почти такому же азартному игроку, как Каролина Отеро, должны понравиться ее слова о том, где следует искать деньги.
Косметические проблемы дамы
Ницца, 10 апреля 1965 года, 8.30 утра
На этот раз мне некого и не в чем винить: ни полумрак, ни ночь, ни приподнятые жалюзи, ни голоса соседок. Даже моим старым больным воображением нельзя оправдать присутствия этих двух – уже удаляющихся – теней. Такова старость. Нельзя позволять себе никаких воспоминаний, потому что одно влечет за собой другое, а затем появляется эта уродливая толстая женщина, даже незнакомая мне, которая пьет «Кровавую Мэри» и рассказывает обо мне скандальные истории. Я хорошо помню, с чего началось это нелепое видение. Сначала, на рассвете, появился Харпо Маркс с взъерошенными бровями, будто только что поднялся из могилы или – что почти то же самое – встал из-за стола после неудачной игры в покер. Я спросила, что ему нужно в моей спальне. «Ты ведь ничего не знаешь о моей жизни, дорогой», – сказала я ему и, по-видимому, опять задремала. И вот теперь я вижу, как фигуры Харпо и уродливой толстухи с крысиной мордой наконец-то удаляются и она произносит – в качестве эпилога к приключениям Каролины – одну из моих остроумных фраз, так нравившихся журналистам: «Богатство, спрашиваете вы? О, Белла Отеро разбогатела лежа в постели… Но не одна». – Толстуха смеется, Харпо отпивает еще глоток «Кровавой Мэри», и оба исчезают. Я же, самая азартная женщина всех времен, так хорошо знавшая, где находить богатство, а где его терять, лежу теперь здесь в постели одна. Я не сплю, я не умерла… и даже не в агонии, как предсказывала себе вчера вечером. «Ставлю два луидора на то, что Белла не увидит света следующего утра: наконец-то пробил ее час», – сказала я себе. У меня было предчувствие, сердце предсказывало мне победу… Но я опять проиграла. Этого следовало ожидать: жизнь играет мечеными картами и поэтому всегда выигрывает, мошенница… Так что мне придется вынести еще один день. «Ну что ж, – говорю я себе, – пора вставать, Лина. Несмотря на шествие незваных призраков, нужно продолжать жить. Вставай, красавица!»
