денется, у них же, фактически, нет ног, чтобы сбежать с твоего стола.
Я вновь тяжело вздохнула.
— Как тебе удается быть всегда в хорошем расположении духа?
— Просто у меня такой дар, — хихикнула коллега, сжав мое плечо. — Нет ничего плохого в том, чтобы ошибаться. Это тоже опыт.
— Возможно, ты правда.
— Дай посмотрю, что у тебя там получается.
Я отодвинулась от стола, а Женя наоборот, придвинулась, настроила микроскоп под себя.
— Ты уже в курсе, что ВПЧ имеет двухцепочечный ДНК-вирус?
— Угу.
— И он имеет форму икосаэдра.
— Да, — мямлю вновь в ответ. — Я читала про это.
— Хорошо.
Женя продолжает что-то выискивать на чаше Петри, а потом оторвавшись от микроскопа, говорит:
— Ну, слушай, органоиды как органоиды, я считаю. Сколько по времени уже прошло?
— Семь дней, — отвечаю ей.
— Вообще, процесс длится от недели до трех недель, поэтому я не вижу ничего страшного в том, какая картина вырисовывается у тебя.
— Думаешь, все в порядке?
— Конечно! — отзывается Женя. — Все-таки, конечный результат ты увидишь, возможно, завтра.
Я прикусила губу. Меня переполняла тревога, потому что мне казалось, что я ничего не могу сделать правильно.
— Спасибо, — натянув улыбку на лицо ответила я.
— Слушай. Сходи и развейся. Проверь ксенографты у Микки и Лили, и если тебе не сложно, возьми немного азота.
— Ладно, — отвечаю ей и встав со стула, беру ключи у Жени и направляюсь в другую комнату.
Вставив ключ в замочную скважину, я открываю дверь и включаю свет. Две мышки носятся по клетке, и, наверное, они рады меня видеть. Я надеваю перчатки, которые лежат в упаковке на столе около двери, и подхожу к клеткам.
— Привет, Микки, — здороваюсь я с мышкой, которая в целом выглядит очень бодро. Каждая мышь подписана специальной карточкой, чтобы не запутаться. Я подливаю ему воды в поилке.
— Привет, Лили, — говорю я второй мышке, которая с любопытством смотрит на нас. Кажется, Лили чувствует себя хуже. Она с трудом дышит, шевеля носиком. Ей я тоже подливаю водички в поилку. Ксенографты не моя забота, а забота Жени, но… Мне так жалко становится этих мышек, которые против своей воли остаются здесь, в металлической клетке.
Подавив в себе разочарование, я прощаюсь с подопытными, утилизирую перчатки и выхожу из комнаты, направляясь на верхний этаж, чтобы взять азот. Здание всегда проектируется так, чтобы было место под различные агрегаты. Поэтому азот, в нашем случае, стоит на самом верхнем этаже. Кстати, говорят, там пустует и кабинет Марка, в который он не захотел переезжать, но он все-таки закреплен за ним.
Поднявшись на восьмой этаж с помощью лифта, я выхожу и иду туда, где располагается азот, беру немного в термос (который мы используем для транспортировки в малых количествах азота) и выхожу обратно. Не знаю, почему, но все мысли мои заняты о Марке. Казалось бы, почему я думаю об этом снобе? Ведь, в нем все идеально только с научной точки зрения, а вот с человеческой — он по прежнему упертый баран.
Однако не стоит отрицать, что он начал вызывать у меня симпатию как мужчина. Но это лишь симпатия. Надеюсь, что моё влечение к нему окажется мимолетным и не повлечёт за собой серьёзных последствий.
Когда я вышла на своем этаже, то в холле было оживленно Максим Дмитриевич что-то воодушевленно говорил нашему коллективу. Я лениво подхожу, потому что Максим Дмитриевич обратил на меня внимание.
— А, подходите-подходите, — говорит он мне, зазывая рукой. — Не хватает только Марк, да?
— Наш предводитель, как всегда, купается в лучах славы, — ехидно высказала Женя.
— Лучше купаться в лучах славы, чем в формалине, — отозвался Максим Дмитриевич и захихикал.
На шутку это было мало похоже, поэтому, никто из нас не засмеялся.
— Ну смешно же ведь, а!
Единственный, кто поддержал его после этих слов, был Денис. Он захлопал в ладоши и сказал:
— Ха-ха-ха, какая тонкая шутка, босс!
— Вы все какие-то угрюмые, — с досадой в голосе произнес Максим Дмитриевич. — Нужно радоваться! Скоро новый год, затяжные праздники!
— В которых мы будем все равно работать? — фыркнул Арсений, облокотившись на колонну. Удивительная особенность этого мужчины — вечно облокачиваться на что-то, будто бы его ноги не держат совсем.
— Ну, если тебе нечем заняться, то ты можешь и поработать.
Арсени скривил недовольную гримасу, а вот во взгляде Дениса можно было заметить море азарта и предвкушения от осознания, что кажется он единственный будет работать на праздниках. Его никто не будет терроризировать смешками, никто не будет ему мешать.
Кажется, Денис второй в очереди после Робера по трудоголизму.
— Я вовремя? — голос Марка, прозвучавший у меня над ухом, заставил меня подпрыгнуть. Как же хорошо, что у термоса есть крышка, иначе, я бы сейчас получила ожог.
— Зачем так пугать?
— Ты принесла мне кофе? — спросил Марк, принимая из моих рук термос. — Как мило с твоей стороны!
— Это азотное кофе, если тебе интересно, — проворчала я в ответ. Марк сразу же вернул мне термос. Я посмотрела на него с легкой насмешкой: — Что, не нравится азотное кофе?
— Я как-нибудь обойдусь, Яна. Не так уж и хочется пить, — ответил он.
— Ну как знаешь, — пожала я плечами.
— О, Марк! — воскликнул Максим Дмитриевич. — Иди сюда, иди.
Марк тяжело вздохнул. Ему тоже не нравилось, как Максим Дмитриевич вёл себя на публике, но он ничего не мог с этим поделать. Это был один из лучших друзей его отца, и общаться с ним было гораздо сложнее, чем мне.
Мне нужно было только смотреть на Марка с восторгом, изображая влюблённость. А на Марка возлагались другие, более сложные задачи: разговоры, объятия и нежные шепоты на ушко. Возможно, со стороны это выглядело слишком слащаво, но что поделаешь. Игра на публику должна быть безупречной.
— Как мы все знаем, скоро новый год! — По коллективу прошлись перешептывания. — А это значит, что…
— Нужно больше работать! — серьёзно ответил Денис. Если бы на месте Марка был Денис, я бы выпила азот из термоса прямо сейчас, потому что это прозвучало очень глупо.
— Правильно, Дэн! — воскликнул Максим Дмитриевич, указав на мужчину пальцем. — Но я говорю о
