вылетела из трубы, как пробка из бутылки.
Блонди разинул рот.
— Я, конечно, видел, что ты сильный малый, но теперь рад, что мы ни разу не подрались, ты бы меня прибил. Чёрт возьми, мы такой ерундой промышляем? А нам всё это время тебя в цирке надо было показывать, как первого силача в мире.
Генри хмыкнул и размахнувшись кинул решётку в море. Вместо того, чтобы утонуть, она закачалась на волнах.
— Это ещё что за чертовщина?
— Решётка деревянная, — сказал Генри. — Просто вставлена была в трубу. Готов поспорить, заплатили за неё, как за металлическую. Проверять никто не стал, зато кое-кто на этом деле стал богаче.
— Вот так и просирают оборону родины, сволочи, — сказал Блонди, провожая взглядом уплывающую решётку.
— Ну, да хранят нас боги, полезли.
Хрюша снова зажёг фонарь, но никто не шелохнулся, принюхиваясь к доносящемуся из трубы смраду.
— Знаете, я тут подумал, что может смерть и не такая плохая альтернатива, чем устраивать забеги весёлых раков по канализации, — сказал Блонди. — Но вы, конечно, лезьте, я вас тут подожду, постою на шухере. Расскажете потом, как всё прошло.
— Хватит терять время. Я пойду первым, — сказал Генри, опустился на четвереньки и пополз в трубу, держа перед собой фонарь.
— Как там? — спросил Блонди, заглядывая внутрь.
— Замечательно. Буквально розовый сад летним днём. Гораздо лучше, чем снаружи, я бы здесь мечтал поселиться, если говорить по правде. Тут так хорошо, что я вас даже пускать сюда не хочу, чтобы не делить ни с кем это удовольствие, — донеслось из трубы.
Блонди повернулся к Хрюше.
— Как думаешь, он врёт?
— Очень надеюсь, что нет, — вздохнул Хрюша и заполз в канализацию.
Блонди втянул носом воздух.
— О, боги. Здесь воняет почти так же мерзко, как от хрюшиных носков. Я бы очень хотел сейчас переметнуться к бьёрнцам, но боюсь, что после кражи колбасы они меня к себе не примут.
Он с тоской оглянулся на лагерь осаждающих, будто всерьёз рассматривал эту идею, осенил себя Знаком Пятерых, зажал нос, и полез в трубу вслед за друзьями.
Глава 22 В осаде
Сто семьдесят ярдов трубы, по которой годами спускали нечистоты, теперь ещё и пополнились отборной руганью, которую посекундно исторгал Блонди.
— Если бы я знал, что нас ждёт, благодаря вашим гениальным идеям, — орал он, — я бы предпочел, чтобы меня повесили.
Металлическая труба басовитым эхом перекатывала его брань.
— Лучше бы мне в утреннюю кашу насрали.
— О великие боги, лучше бы я маленьким помер.
— Знаете, в чём разница между навозом и вашими идеями? От навоза не так смердит.
Полчаса спустя самого дерьмового перехода в их жизнях, показавшемся Генри целой вечностью, впереди показался тусклый свет.
— Я вижу свет в конце туннеля, — послышался сзади очередной стон Блонди. — Надеюсь, это я умер и уже лечу в загробную жизнь.
Они выползли в небольшой бассейн сквозь кирпичную арку — начало сточной канавы внутри Харднатса.
— О боги. Заберите у меня обоняние. Я не так грешил в этой жизни, чтобы себя сейчас нюхать. За что это мне?
— Тихо ты, — прошипел Генри, аккуратно выглядывая через край бассейна, — нас услышат.
— Если даже боги не услышали мои мольбы убить меня внутри этой чёртовой трубы, о чем ты говоришь вообще?
— Я говорю о стражниках. Несущих дозор на стене, патрулирующих крепость и всех прочих.
— Да я тебя умоляю, — Блонди поднялся во весь рост. — Они ждут нападения снаружи, на то, что происходит снаружи, им глубоко пофигу.
Застонав, он осмотрел себя снизу доверху.
— Я больше никогда не почувствую себя чистым, — сказал он. — Ну и когда тут идти? Давайте быстрее разберёмся с этим, мне ещё хочется принять горячую ванну, выпить чашечку эля.
Опасливо озираясь, Хрюша и Генри поднялись. Блонди был прав. На их присутствие в крепости всем было плевать. Где-то вдалеке над их головами расхаживали дозорные, лениво перекрикиваясь друг с другом, но на улицах ни патрулей, ни стражников, никого. Странная тишина была внутри крепости, за исключением негромких перекличек на стенах. В отличие от лагеря осаждающих, кипевшего днём и шевелящегося, будто растревоженный муравейник, крепость Харднатс больше напоминала кладбище, чью тишину нарушают только редкие крики скорбящих.
— Ну и местечко, — сказал Блонди с самым беззаботным видом идя через двор, сунув одну руку в карман, а другой держа украденный мешок из обоза.
Хрюша толкнул в бок Генри и шепнул.
— Вон. Туда смотри.
Возле дальней стены крепости в беспорядке были наставлены телеги. Рысью, как пришпоренные кони, они пересекли площадь и начали осматриваться.
— Как мы вообще узнаем нужную телегу? — спросил Генри.
Блонди потёр затылок.
— У нужной телеги в борту доски нет. Я её вырвал, когда барону по башке хрястнул. Вот такую и ищите.
— Легко сказать, они тут все не вчера от плотника.
— Тише, — Хрюша дёрнулся, как напуганный суслик, — кто-то идёт.
Друзья, не сговариваясь, нырнули вниз и заползли под днища телег. Мимо брела тройка караульных, скорбных, будто кладбищенские призраки, а волочащиеся грязные плащи только усиливали сходство с ожившими мертвецами.
— Ну-ка, внимание, — сказал один их них, по всему старший, останавливаясь как раз напротив свалки телег. — Чуете, как смердит?
— Ага, — отозвался другой. — Воняет, будто чумная корова сдохла.
— Того хуже, — сказал третий, — воняет, как стряпня твоей жены.
— Если бы я не так хотел жрать, я бы тебя сейчас зарезал за такие слова.
— Я так хочу жрать, что уже и сопротивляться бы не стал.
— Хорош балаболить, — сказал старший, поднимая факел повыше. — Говорю вам, смердит здесь как-то непривычно, не к добру это. Бдительность надо проявить, а не о жратве вечно трепаться.
— А я об ней, родной, всегда думаю.
— Прямо как я о твоей жене, — подхватил третий.
— Когда скатимся до каннибализма, тебя я сожру первым.
— Ты мне такой хороший друг, что я тебе позволю. Не сожрать, конечно. Но частичку меня можешь немного во рту подержать. Просто по-дружески.
— Да тихо вы, — сказал старший.
Он присел и сунул факел под телегу.
— О-па, кто это тут у нас? Ну-ка вылезайте, подобру-поздорову.
Генри шлёпнулся лицом в
