достанется. И всего в жизни придется добиваться самому.
— Приходилось так мыслить, инквизитор?
— Может быть, — ответил Эван весело. В глазах его разгорелся знакомый огонек живого интереса. — Но мне нравится твоя позиция. Это вызывает уважение.
— Вот, — переведя дух, продолжила я уже смелее, — когда я приду к своей цели, я дам вам согласие на брак, инквизитор.
Эван расхохотался во все горло.
— Главное, чтобы это произошло как можно скорее, — произнес он.
Затем вдруг стремительно шагнул ко мне, откинул волосы с моего плеча и впился горячим поцелуем в мою шею, в самое чувствительное место, целуя так искусно, так нежно и прекрасно, что наслаждение пробило мое тело.
Я едва не закричала, вся дрожа, погибая от этого страстного поцелуя и рождаясь заново.
— Скорее, Мари, скорее, — шепнул бессовестный Эван, удерживая мое обмякшее тело в объятьях. — И видит бог, в первую брачную ночь я отыграюсь за каждый день томительного ожидания!
***
Танцы с инквизитором, его близость, его страсть, его поцелуи вскружили мне голову! Никогда в жизни я не была так счастлива — и так возбуждена, как сегодня.
Жизнь бурлила в каждой клеточке моего тела. Я впервые жила на всю катушку. Я ощущала это; я работала, вела свои дела, к чему-то стремилась. И мужчина, который мне нравился, принимал мое стремление.
И смотрел на меня так, как никто и никогда не смотрел.
Я сегодня родилась по-настоящему.
Бывают такие дни, когда понимаешь, что все не зря.
Я была счастлива.
И, наверное, поэтому, натанцевавшись до упаду, счастливая, разгоряченная, я забылась и после расставания с Эваном, после его поцелуя на прощание, я со всех ног бросилась домой.
Но забежав в первую же темную подворотню, совершенно машинально представила себе ручку своей двери и… перенеслась в таверну.
Миг — и я оказалась в своей комнате.
И тотчас же поняла, что дома я не одна.
Таверна была полна каких-то шепотков, шорохов. Да внизу, в зале для гостей, кто-то что-то ищет!
Я чуть не закричала — такой лютый ужас на меня навалился.
Зажав ладонями рот, я, словно мышь, юркнула к камину. Там отодвинула декоративную панель, казавшуюся массивной, каменной, уходящей в пол, а на самом деле бывшую из легкого сушеного дерева.
Это был тайник глупышки Мари.
Самый надежный из всех.
Его сделал, наверное, еще прадед Мари и никто, никто не знал о нем, кроме семьи, работающей в таверне. Как бы глупа ни была Мари, как бы ни любила Грегори, а и она смолчала об этом тайнике, когда Грегори тряс со своей возлюбленной денежки.
Там теперь была моя сумка с королевским золотом.
И там теперь пряталась я, втиснувшись в узкую щель между стеной и камином, забравшись с ногами на сундук со своим добром и зажимая рот ладонью.
Разумеется, мои передвижения не остались незамеченными.
Я еле успела спрятаться, когда дверь в мою комнату распахнулась, и на пороге моей комнаты оказались двое мужчин с фонарями.
— Что тут? Кто тут?
Этот голос я б узнала из тысячи.
Чертов Грегори!
Конечно, кого еще злоумышленники бы позвали с собой на дело, грабить мой дом, как не того, кто хорошо знает расположение комнат и тайников?!
Держу пари, они пролезли в окно, из внутреннего дворика. Там один ставень неплотно прикрывается. Его наверняка подцепили ломом и открыли. И забрались внутрь.
В щель между балкой, за которой я пряталась, и стеной этого негодяя хорошо было видно.
Он осунулся, похудел, посерел, словно сидел все время в подвале. От былого лоска не осталось и следа. Одет он был в какую-то рвань, в которой с трудом угадывалась его прежняя нарядная одежда.
Да еще и палач перестарался — видно, Грегори никогда не получал такого сурового наказания, а может, инквизитор умолчал о том, что, с ним сделали кроме плетей.
Да только Грегори сейчас волочил ногу и одно плечо у него было выше другого, словно спина была сломана и срослась неправильно.
— Это ты, дурак, оставил двери открытыми, — ругнулся второй, освещая комнату своим фонарем. — И они хлопают на ветру!
О, этого я тоже сразу узнала!
Ганс! Кто ж еще!
Только теперь он был не согбенным старцем, а вполне себе крепким, даже атлетичным мужчиной. Лицо его по-прежнему было темным и испещренным морщинами, волосы белы, а вот спину-то он ради такого дела — грабежа, — разогнул… и плечи расправил.
Притворяется, значит, немощной старой колодой.
Разбойник!
Его голос, который я привыкла слышать мягким, заботливым, сейчас был сухим, резким.
Разумеется! Кто еще мог незаметно притащить сюда этого подлеца Грегори, кроме Ганса? Даже если таверну незаметно охраняют солдаты, Ганса они привыкли видеть рядом со мной. Старик использовал меня саму, как маскировку!
Старый пень, тихо доживающий свой век, катающийся на повозочке по всему городу… У кого он вызовет подозрения?!
— Нет тут никого, — произнес Ганс зловеще, второй раз осмотрев комнату. Свет от его фонаря снова проскользил по полу, по кровати, заглянул в потухший камин.
— Кто тогда ходил? — окрысился Грегори. — Я не глухой! Тут она; прячется где-то.
На мое счастье под крышей вдруг зашумели голуби, словно кошка влезла в их гнезда, и Ганс кивнул.
— Птицы. А ты тут расшумелся. Смотри, если выдашь нас, знаешь, что будет?
— Что? — усмехнулся Грегори, демонстрируя Гансу блеснувший нож. — Резать горла я и сам умею. Не надо мне угрожать.
Однако, интересным наукам учился этот Грегори в столице! Резать горла?!
Ганс не ответил. Он снова осмотрел мою скромную комнатку, висящую на спицах одежду.
— Нет ничего, — тихо произнес он. — Неужели Он ошибся? Неужели не ходит она Быстрыми Шагами? Сколько ты денег нашел у нее
