Японией, затем в сравнении с торжествующей экономической способностью китайцев, пожалуй, придаток, не дающий результатов в попытках роста.
Афганистан как сфера интересов России и Англии
englischer Besitz – владения Англии
russischer Besitz – владения России
englische Kraftlinien – английские силовые направления
russische Kraftlinien – русские силовые направления
И в отношении индийской Северо-Западной провинции никоим образом не является установленным, могла ли она, будучи небольшой частью Пенджаба, устоявшего четыре тысячи лет в качестве пограничного организма Индии, продержаться в роли собственной пограничной структуры. Уже ее бесхозяйственность, которая, естественно, давала о себе знать в жалобах заинтересованных лиц при каждом визите высокой персоны (вице-короля), ставила под сомнение ее жизнедеятельность. Ведь существуют удивительно неожиданные переходы между гипертрофированной пограничной территорией, центрами развития, горловинами коммуникаций, как только им будет перекрыт приток их хинтерланда и его структура изменяется.
Именно северо-западную индийскую границу следует рассматривать лишь в крупной связи ландшафта порогов Инда от северо-западного изгиба, давшего имя индийской крупной реке, до побережья Синда[637]. К этой границе устремлялись волны арийцев: первая, вероятно между 1700–1500 гг. до н. э., прошла севернее Кабула через Хайберский проход, вторая между 1000–550 гг. до н. э. – предположительно дальше к северу через Читрал и ущелье Инда. Вслед за этим возникли государственные образования в Пенджабе, в стране порогов с ее характерной формой лежащей восьмерки, сквозь которую пробивались почти все военные походы и которая в настоящее время также еще опоясывается и прерывается железными дорогами. Южнее ландшафта проходов и порогов Пенджаба с Дели – важным пунктом сосредоточения мощи Индии в ее юго-восточном уголке (Zipfel), за который постоянно велась борьба, преимущественно ландшафте сражений на земле основанной древней Индрапастхы[638] теснится, кроме того, водосборная область пустыни Тар[639] с точно так же замедляющей движение горной местностью Раджпутана[640] позади, которая направила движения народов на эту лежащую восьмерку и от которой они тянутся дальше в долину реки Нарбада. В 512 г. до н. э. ландшафт порогов Инда становится персидской провинцией, повернутой, как и сегодня, в сторону Индии, обращенной фронтом на юго-восток, управляемой персидским сатрапом, имя которого продолжает жить и поныне в индийском слове «кшатрапа» [сатрапия, т. е. провинция]. Как в своеобразную персидскую пограничную провинцию Александр Великий врывается туда словно в свою вотчину. В 326 г. до н. э. мы обнаруживаем его в пределах собственно Индии на подступах к густонаселенной долине Ганга, но либо его войско, либо осознание пределов своей силы заставляет его отступить, и он возвращается к Инду[641]. Несмотря на свое короткое пребывание в Индии, Александр оставил там вечную тень своего имени и греческий обиходный язык – который представляется нам неким подобием английского языка того времени, употреблявшегося в быту, – и этот язык долго, до VIII в., сохраняется, несмотря на то что правителем провинции Инда Чандрагуптой[642] было создано государство Маурья. В 185–130 гг. до н. э. нынешняя Северо-Западная провинция – свидетельница расцвета Греко-Бактрийского царства[643] смешанной культуры. Но уже в 160 г. до н. э. юэчжи[644] изгоняют саков[645] через горы Каракорум в Сейстан[646] и Пенджаб, где мы находим их в 110 г. до н. э., в 60–57 гг. до н. э. парфяне[647] преодолевают пограничный порог, а в 60 г. н. э. – юэчжи-кушан[648], и как предупредительный жест мощное пограничное государственное образование, намного позже охватившее Афганистан, Пенджаб и Кашмир. Итак, афганская мечта о власти путем реставрации этой пограничной империи (Grenzreich) имеет много примеров (прецедентов) в истории индийской северо-западной границы. Здесь уместно вспомнить слова хорошего знатока Индии Иена Гамильтона: «В Северной Индии и Непале достаточно человеческих ресурсов, чтобы подорвать основы неестественного общественного устройства Европы, если она однажды отважится покончить с милитаризмом, что преисполнит ее, однако же, более возвышенным идеалом, чем погоня за богатством и роскошью, которая способна создать это богатство»[649].
«Маха– Кшатрапа»[650], снова становящийся самостоятельным наместником мощного естественного пограничного ландшафта, появляется затем в Пенджабе провозвестником схожих явлений, как, например, позже гайквар в Бароде[651], низам в Хайдарабаде, а также тухун Чжан Цзолинь в Маньчжурии в качестве исторически хорошо знакомой фигуры на обширном пограничном ландшафте с географически замкнутой жизнью, а именно продвигающегося по службе правителя пограничного округа (который превращается из наместника в его владыку), или, иначе, хранителя границы. С течением времени величие самостоятельного пограничного ландшафта на Инде было ослаблено с моря! В 712 г. в Синде, а в 935–1010 гг. в Пенджабе появляются арабы, и языки общения ислама заменяют собой утрачивающую свой колорит устную речь Эллады.
В 1191–1193 гг. эта пограничная полоса переживает победу над изнеженными Газневидами[652], которых вытеснили в Пенджаб гуриды – таджики, принявшие ислам.
В 1526 г. пограничный ландшафт вновь подвергается испытанию: на призыв о помощи наместника Пенджаба Даулат-Хан-Лоди сюда вторгается Бабур. Но основатель империи Великих Моголов, один из интереснейших летописцев всего магометанского мира, Бабур, умирает уже в 1530 г., и его сын Хумаюн был вынужден уступить источники силы государства – Кабул и Западный Пенджаб, ядром которого является нынешняя Северо-Западная провинция, своему брату Камрану; новая империя («рейх») остается в подвешенном состоянии до тех пор, пока вновь не стала пограничным ландшафтом. Пенджаб все более формируется как судьбоносный ландшафт Индии. После сикхского периода[653], вероятно, отсюда последует спасение от краха господства [Ост-Индской] компании[654] благодаря так называемому мятежу Лоуренса[655].
Если бы рухнул Пенджаб, обрушилось бы и британское господство – «британский радж», – хотя и до «свараджа»[656] – самоуправления было еще далеко, да и сегодня оно все еще не готово.
В 1888–1894 гг. мы видим здесь Лансдауна в роли создателя «Корпуса имперской службы», Элджина[657], наводящего порядок в Читрале, напряженность в Пенджикенте, продвижение в Памир, набрасывающее русскую тень на границу[658].
В 1899–1905 гг. в равной мере осведомленный и в географии и в политике лорд Керзон создает, наконец, два собственных пограничных организма, которые, как он полагал, необходимы Индии на дальних подступах для защиты изнутри: Северо-Западную пограничную провинцию, которой первоначально сопутствовал успех, и временно Восточную Бенгалию с Ассамом[659], где на восточную часть гималайской границы накатывались волны более поздних и более слабых потоков народов (тайшанские и тибето-бирманские племена в VI в. и в 1228 и 1540 гг., но где за этим стояло давление китайского населения и государственно-правовое притязание, например, на Бхамо
