Он рассмеялся.
— По правде говоря, я не склонен быть с ней слишком строгим, дорогая кузина. Давай поговорим через год-два, когда первая страсть, возможно, пройдет.
Она посмотрела на него с любопытством.
— Я… я не представляла себе, что брак так тебе подходит. — Она взглянула на Верити, которая как раз ругала рабочего с лопатой. — Я рада за тебя, кузен.
Но, видимо, не очень. Их связывала давняя дружба, а в последние годы она стала еще крепче ввиду своеобразия их характеров. Коллин была безутешна после гибели жениха, а Хоксуэлл ко всему безразличен, и это странным образом их сближало.
Коллин, вероятно, считала, что Верити будет покладистой и скучноватой женой, а он — мужем, который едва замечает, что он вообще женат. Черт возьми, он тоже так думал. Признание, что брак оказался для него чем-то большим, ошеломило его не меньше, чем кузину.
Признавшись кузине, он вдруг почувствовал себя легко. Даже радостно. Если бы Коллин была мужчиной, другом, как Саммерхейз, он, наверное, поддался бы соблазну признаться, что страсть полностью его поглотила, а жена занимает в его мыслях почти все время и он не представляет себе, как бы мог обнимать другую женщину.
— Возможно, уже пора, Коллин, и тебе найти кого-нибудь. Ведь прошло много лет с тех пор, как он умер.
Она резко обернулась, чтобы посмотреть на него.
— Еще не поздно выйти замуж, Коллин. Если правильно составить брачный контракт, никогда не поздно. Это я могу взять на себя, а ты только должна найти мужчину, который был бы тебя достоин.
В глазах Коллин блеснули слезы, губы задрожали.
— Наверное, ты прав. Я, как всегда, благодарна тебе, Хоксуэлл, за твою щедрость, когда дело касается меня.
— Для этого и существуют братья, не так ли? — поддразнил он ее, как это бывало в детстве.
Он боялся, что она заплачет, но она поцеловала его в щеку и ушла в дом.
— Я просто сказала, что она мне не нравится, — сказала Одрианна. — Она хочет стать одной из нас, но никогда не поймет наше правило. Она никогда не сможет просто принять то, что есть, и не вмешиваться.
Верити рассматривала небольшое деревце мирта. Ее собственная оранжерея в Лондоне была почти готова, и она приехала к подругам в «Редчайшие цветы», чтобы выбрать первые саженцы для пересадки в новую оранжерею.
— Я совершенно убеждена, что Коллин и не думает стать одной из нас.
— Разумеется. Она смотрит на нас свысока, — сказала Селия. — Одрианна права — она слишком много вмешивается, как большинство женщин.
— К тому же она хочет заменить нашу дружбу своей, — добавила Одрианна.
— Это тоже неверно, — возразила Верити. — Она не хочет стать моей подругой. Она хочет стать моей сестрой, чтобы продолжать быть его сестрой.
— У сестер больше авторитета, чем у друзей, — сказала Дафна. — Тебе, разумеется, будет отведена роль младшей сестры.
Верити улыбнулась. Вот это было правдой. Коллин желала не только помогать, но и направлять.
— Она добрая. Иногда она вмешивается больше, чем мне хотелось бы, суется с советами, которые мне не нравятся. Поскольку она теперь в моей семье навсегда, я решила, что буду более покладистой. Я не хочу ссориться по незначительным поводам. У меня есть более важные заботы, чем планы Коллин относительно меня.
Дафна положила отросток амариллиса на стол, на котором они сортировали растения, предназначенные для отправки в Лондон.
— Печально слышать, что у тебя есть какие-то заботы, Верити.
Больше Дафна ничего не сказала, но Одрианна нахмурилась. Селия же продолжала работать ножницами, срезая завядшие листья с ветки большой гевеи.
В дальнем углу сада Кэтрин вскапывала грядки под огород.
Кэтрин была принята в их круг. По словам Дафны, она идеально вписалась в их компанию и приняла то правило, по которому они жили.
— Вы помните день, когда я показала вам старые газеты? И то, что показалось мне в них странным?
— Конечно, — откликнулась Селия. — Ты узнала то, что хотела, когда побывала у себя дома?
— Да, я узнала, что сын Кэти исчез как раз перед моей свадьбой, и с тех пор никто о нем ничего не слышал. Не было и суда или каких-либо известий о том, что его арестовали.
Подруги задумались. Потом Селия сказала:
— А твой кузен уверял, что он никуда не делся?
— Да. И это было правдой. Я думаю… я боюсь, что сын Кэти был убит.
Селия положила ножницы. У Дафны пропал интерес к амариллису.
— Убит твоим кузеном? — спросила Селия.
— Моим кузеном и еще кое-кем.
Она рассказала им о лорде Клебери и его намеке на ядовитые ростки, которые следует вырывать с корнем.
— Это не похоже на намек. Этот лорд Клебери безумен. Все эти пушки и ядра на террасе… — сказала Селия. — Тело ведь не нашли. Может, ты видишь заговор там, где его нет? Возможно, он просто уехал в поисках лучшей судьбы.
— Да, доказательств у меня нет. Я могу ошибаться, и иногда мне удается убедить себя в этом. Никаких свидетельств у меня нет, и мне не с кем поделиться сомнениями, кроме трех своих подруг, которые только и могут, что выслушать меня. Я знаю, что ничего не могу сделать, но это меня гнетет.
— Мы тебя понимаем, — сказала Одрианна. — А ты не хочешь рассказать все Хоксуэллу? Он мог бы по крайней мере выяснить, был ли арест и суд. Пэр может что-то узнать в правительстве. Например, если суд состоялся в другом графстве.
— Я не смею ему рассказывать. Он знает, что я пыталась узнать что-либо о Майкле — так зовут этого молодого человека, сына Кэти, — и решил, будто Майкл значит для меня больше, чем он.
— Вот как, — сказала Селия.
— Что значит «вот как»? — поинтересовалась Дафна.
— Я имею в виду, что она права. Молодой человек исчезает два года назад, а Верити сбегает почти сразу после свадьбы. Хоксуэлл, естественно, заподозрил, что между этими двумя событиями существует связь. Любой мужчина повел бы себя так же, особенно если его жена при первой же возможности начинает разыскивать этого молодого человека.
— Ты, однако, не согласна с подозрениями Хоксуэлла, насколько я понимаю, — сказала Дафна.
— Конечно, нет. Я просто согласна, что она не может просить мужа искать этого Майкла или помочь ей узнать что-либо о его судьбе.
— А я считаю, что может, — возразила Одрианна. — Я уверена, что, если она попросит, он ей поможет.
Селия вытаращила на Одрианну глаза.
— То, что лорд Себастьян просто твой раб, не означает, что любой муж после свадьбы с готовностью надевает на себя цепи любви. Как раз наоборот.
Не обращая внимания на эту колкость, Дафна сказала:
