class="p1">— Арсений! Наха-а-ал!
— Наглец, — поддакивает он, заруливая сразу в душевую.
— Невыносимый просто!
— Но обаятельный? — ставит меня на ноги, не выпуская из объятий.
— Невероятно обаятельный… зараза!
Арс хохочет. Я подскакиваю на носочки и клацаю зубами, прикусывая его за подбородок. Он подается перед и ловит мои губы поцелуем. Раз. Второй. Пара стремительных движений: моя футболка слетает, ноги оказываются на бедрах у Бессонова, а голая спина прижимается к холодной кафельной плитке, вызывая тихий стон на контрасте с разгоряченным телом.
Я облизываю губы. Бессонов шепчет, лаская их своим дыханием:
— Но ведь самый лучший зараза из всех зараз, да?
Я прохожусь ноготками по его плечам, слегка царапая. Перебираю короткий ежик волос на затылке и подаюсь вперед. Целую один уголок губ. Второй. Прихватываю зубами нижнюю губу. Оттягиваю слегка. Ловлю его рваный выдох. И кайф от того, как резко и грубо вжимается его тело в мое. Шепчу хитро:
— Таких зараз как ты, Бессонов, я еще определенно не встречала.
— М-м… правда?
— Правда. Тобой не переболеть. Иммунитет не вырабатывается. И лекарства от тебя нет. — Он смеется. — Теперь всю жизнь только поддерживающая терапия. Иначе все — летальный исход. Остановка сердца. Электрошок.
— Что ж, — мурчит довольным котом Арсений, — в таком вопросе медлить нельзя. Сердце — это орган серьезный. С ним надо работать. В связи с чем предлагаю начать нашу сегодняшнюю поддерживающую терапию с убойной кардиотренировки, — выкручивает вентили холодной и горячей воды, пуская ее через тропический душ у нас над головами, — возражения имеются?
— Ни единого.
— А пожелания?
— Одно, — вскидываю указательный палец.
— Интересно какое?
— Закрой уже свой рот и поцелуй меня.
— Слушаю и повинуюсь, — хохочет этот невероятный мужчина.
Мой. Мой невероятный мужчина.
Обалдеть, Марта…
О-бал-деть!
Глава 38
Марта
Первую из двух выездных игр Арса я смотрю в компании Авы и Димки у них дома, уютно устроившись в мягком велюровом кресле с тазиком сырного попкорна.
Пока сестра с племянником болеют за своего Ярика, я не свожу глаз с другого образчика мужской красоты. С Бессонова. Все три часа трансляции, как сталкер, выискиваю взглядом парня в черно-золотом свитере с игровым номером “сорок четыре” на спине. А когда нахожу…
Ну, словами эти чувства точно не передать. Это как дрожь без дрожи. Как шторм в спокойном море. Колбасит не по-детски. Теперь я отчасти понимаю, почему все жены хоккеистов такие «наседки» и постоянно кудахчут. Когда в груди встречаются чувства гордости за своего мужчину с чувством дикого возбуждения от того, какой первобытной животной красотой от хоккеистов веет — происходит фееричный взрыв! Особенно, когда подспудно ты понимаешь, что вот этот красавчик «мой»! На него смотрят тысячи женщин, а он «мой»! Я буду его обнимать. Я буду его целовать. Я буду его любить. Только мне он будет шептать на ушко пошлые глупости. И только со мной он будет засыпать и просыпаться каждый божий день.
У-у-ух… до мурашек!
Я провожаю взглядом каждый жест, взгляд, взмах и движение Арсения, внутренне все сильнее сжимаясь от тоски. Наши мужчины улетели только вчера, а я уже скучаю…
Наши мужчины?
Как приятно звучит.
Мур-мур.
Улыбаюсь, закидывая в рот горсть попкорна. Хорошо, что этот нахальный тип перед отъездом оставил мне целый арсенал горячих воспоминания.
Сутки до отлета Арсения вышли у нас насыщенными на… нет, не на события. На оргазмы. Сногсшибательные оргазмы. Негодяй не обманул. Помириться он хотел “очень сильно”. И делал для этого все возможное, раз за разом доводя меня до исступления.
Душ, кухня, гостиная. Стол, стена, кровать, диван. Господи! Кажется, не осталось ни одной поверхности, на которой меня в тот день хорошенько бы не поимели, доказывая свою звериную выносливость и железобетонную необходимость присутствия в моей жизни. Доказывали так самоуверенно, что я уверовала. С мыслью о том, что Бес — это зараза, от которой у меня нет лекарства — смирилась. А к вечеру была готова молить о пощаде.
Серьезно! После бешеного суточного “марафона”, отъезд Бессонова на шесть ближайших дней уже казался мне благословением небес, а не проклятием.
Но только ровно до сегодняшнего дня. Когда все, что я могла, это смотреть на наглую моську по телику, а хотелось бы вживую. Желательно нос к носу, губы к губам. Затискать его и заобнимать после игры, которая выходит сегодня вязкой и тяжелой.
Все три периода матч держит в тотальном напряжении. Никто из соперников не хочет ударить в грязь лицом. Каждый игрок бьется за шайбу, как за мать родную. А ближе к концу третьей двадцатиминутки страсти накаляются до предельных значений. Счет у команд “два-два” и следующий гол может стать решающим.
— Надо забивать…
— Запихать им в раздевалку!
— Ни в коем случае нельзя доводить до овертайма…
— Замедляются, блин!
— Выдохлись что ли?
Переговариваются Ава с Димкой. Я ровным счетом не понимаю ни-че-го. Голова делает “бдыщ”! Что значит “запихать в раздевалку” и что за зверь такой “овертайм”? Кто-нибудь мне объяснит?!
Но момент для ликбеза явно не подходящий — до финальной сирены остается меньше трех минут. На льду начинается суета. Ощущение, будто сами операторы трансляции плохо понимают, на ком из команд им держать фокус.
Шайба скачет с одного крюка, на другой.
Передачи, передачи, передачи…
Оу, Арс хорошенько припечатывает одного в борт!
А вот Ремизов вовремя уходит от летящего на него бугая-защитника.
Кровь пульсирует в ушах.
Команда соперника наступает на наши ворота. Наши парни откатываются. Зажимают их в углу. Возня, мельтешение, борьба за шайбу. Бросок…
Вратарь тащит!
— Вот это сейв! — вскрикивает Димка.
Шайба отскакивает прямо под ноги к Бессонову.
Я задерживаю дыхание.
Тройка нападения во главе с Яриком тут же включает скорости и рвет к воротам соперника. Их защитники не успевают. Наши парни быстрее в разы.
Выходят три в два.
Передача.
Шайба скачет.
Ярик, Арс, Виктор, снова Ярика — водят защитников соперника за нос.
Замах Ремизова…
Мое сердце “бум-бум-бум”.
— Гол!!!
Подскакиваем мы втроем.
— Да, да, да!!!
Визжим мы с Авой, надрывая глотки.
— Рано радуетесь, — осаждает нас племяш. — Две минуты в хоккее — это еще до фига. Теперь главное удержать свое преимущество. Щас по нашим будут лупить.
И лупят. Лупят так, что мы с Авой не выдерживаем и топаем за валерьянкой. Господи, какая нервная гадости этот ваш хоккей! И как долго тянутся эти две минуты, за которые каждая из нас успевает схватить не по одному инфаркту, наорать на телевизор и умереть от остановки сердца, когда шайба с лязгом прилетает в рамку