Ведь если верить всем таким начальникам, то СССР уже как лет пять должен быть являться чуть ли не Раем на земле.
— Ну да. Знаю, — слегка кивнул краском, говоря об этом таким тоном, будто это было само собой разумеющимся. — Я ведь, когда по своим командировкам разъезжаю, сую свой нос во все аспекты, связанные с бронетехникой. А потому и с пилотами штурмовиков общался и с истребителями. Интересовался, как и при каких условиях им самим было бы сподручно бить танковые и автомобильные колонны. На марше там, или же на стоянке. С какой стороны заходили бы в атаку и почему именно так. Надо ведь мне было понимать, как наиболее эффективно распределять орудия и пулеметы ПВО в общей массе техники на том же марше! Причем, общался я не с командирами полков и эскадрилий, а специально «вылавливал» обычных строевых летчиков. От них и наслушался в процессе бесед, что там к чему творится в авиации. Им-то за свои должности и звания нечего было трястись, потому и рубили правду-матку. И, должен вам сказать, везде одна и та же беда. Точнее, две беды, что вместе порождают третью — аварии.
— И о каких же бедах вам поведали товарищи пилоты? — внешне сделав вид, что спрашивает это так, исключительно проявляя вежливый интерес, хозяин кабинета достал пачку папирос и принялся ломать «никотиновые палочки», чтобы набить добытым таким образом табаком трубку. Для хорошо знающих его людей это свидетельствовало о том, что глава СССР собирается очень серьезно о чем-то размышлять.
— Нехватка топлива и стройматериалов, товарищ Сталин, — едва заметно пожал плечами Александр, с молчаливого согласия собеседника присоединяясь к перекуру. — Сколько лет прошло, а гаражи с ангарами, как не из чего было строить, так ситуация не сильно-то и изменилась. Нет, на больших аэродромах и в танковых дивизиях из числа первых сформированных, с этим дело обстоит уже более-менее приемлемо. Годами изыскивали резервы и возможности, да отстраивались потихоньку. Пусть даже деревянные, а потому пожароопасные, но какие-никакие укрытия для техники создавали. Молодцы! Не сидели, сложа руки, в ожидании чуда! Но в большинстве частей и соединений машины, как гнили под дождями, да снегами, так и продолжают по сей день гнить. И если в нашей, наземной, технике еще как-то можно нивелировать полученные от воздействия непогоды отрицательные последствия. Все же сталь везде, куда ни ткни пальцем. То с самолетами совсем другое дело. Дерево от влаги разбухает, а после ссыхается, обшивка корежится и гниёт, стальные части и крепеж ржавеют. Естественно, при этом теряется структурная прочность конструкции в целом. По-хорошему, с имеющимся подходом к хранению нам после каждой зимы необходимо отправлять подавляющую часть самолетов на ремонтные заводы. Но кто же это позволит? Вот и замалчивают, стараясь эксплуатировать лишь наиболее хорошо сохранившиеся машины, отчего те намного быстрее расходуют свой ресурс и в результате очень интенсивной эксплуатации тоже бьются.
— Со строительными материалами действительно имеются проблемы, — не став как-либо возражать, покивал в ответ Сталин. — Слишком много всего необходимо отстраивать с нуля и сразу. Вон, даже в Москве который год уже не можем полностью закрыть потребности по расселению хотя бы самых нуждающихся лиц. Столько лет прошло с момента революции, а до сих пор не можем выправить все промахи прогнившего царского режима. Про иные города или войсковые части и говорить нечего. Понятно, что им приходится еще труднее. Но вас я услышал. Будем думать, что тут можно сделать. А какая же вторая причина? — напомнил он собеседнику о том, что тот обещался описать двух «виновников самолетопада».
— Нехватка топлива. Банальная нехватка топлива. Из-за чего командиры полков сплошь и рядом вынуждены заниматься приписками. Ведь что такое 30 летных часов в год для пилота? Ничто! Он даже полученные в летной школе навыки не сможет сохранить. Будет только деградировать, — стряхнув с папиросы пепел в пепельницу, дернул правым плечом Александр. — И точно такая же проблема у нас, танкистов. Топлива катастрофически недостает. Особенно для тяжелых танков, потребляющих авиационный бензин. Мы даже 30 часов активной эксплуатации техники позволить себе не можем. В год! А чтобы набираться должного опыта, необходимо откатывать по 30 часов ежемесячно! Особенно это касается экипажей тяжелых танков, эксплуатировать которые очень непросто. Техника-то на несколько порядков сложнее общевойсковых Т-26 и Т-34.
— Да. Товарищи от авиации упоминали о такой проблеме, — вновь согласно кивнул хозяин кремлевского кабинета. — Решили, что с будущего года увеличим отпуск бензина втрое. Как раз войдут в строй четыре новейших нефтеперерабатывающих завода. Чтобы вы понимали, обошедшиеся стране в 250 миллионов долларов! — действительно обескуражил он озвученной суммой Геркана. Ведь это была стоимость половины всего испанского золота из числа некогда доставленного в Москву. — Да и вам, танкистам, тоже квоты увеличим, раз вы утверждаете, что это крайне необходимо.
— Необходимо — не то слово, товарищ Сталин, — состроив ошеломленную физиономию, для пущего эффекта покачал головой Александр.
— Но вы упомянули о каких-то приписках, — не позволив собеседнику продолжить мысль, продемонстрировал Иосиф Виссарионович, что не упустил ни единого слова в их беседе.
— Да. Упомянул, — был вынужден признать сей очевидный факт Геркан. — И я даже не знаю, винить в том командиров полков или же нет. Они ведь, скорее всего, хотели сделать как лучше.
— А вы оставьте это решение за нами, — пыхнув в очередной раз трубкой, Сталин поторопил визитера высказываться, а не толочь воду в ступе, крутя словесные кружева. — Мы вот вас послушаем, и решим, кто там виноват, а кто хотел сделать, как лучше. С товарищами, опять же, посоветуемся.
— В тех полках, с пилотами которых я общался, три четверти летчиков имеют годовой налет вовсе в 5–7 часов. То есть максимум, на что они способны — это взлететь, сделать круг над аэродромом и приземлиться. И если в воздухе при этом случается хоть что-то непредвиденное, они уже не способны спасти, ни машину, ни себя. Единственное, могут выпрыгнуть с парашютом, если высота позволяет. Но большей частью бьются. Однако по документам они, как и все остальные, летают свои 30 часов в год. На деле же их топливо командиры полков отдают той четверти пилотов, которые наиболее способны и наиболее подготовлены. И поступают они так, чтобы иметь в полку хоть какое-то количество летчиков, которых действительно можно назвать опытными и умелыми. И пока эти, скажем так, избранные пилоты улучшают своё летное мастерство,
