Вы исполнили обещание, данное жене в записке, так и не сгоревшей до конца: Браун умер, и призраки прошлого успокоились.
– Впечатляет. Ждете оваций? – Оберштурмфюрер шагнул вперед, и ледяной ствол пистолета уперся в горячий лоб Гуго. – На колени.
Тот подчинился, неуклюже согнув больную ногу. От холода его трясло, пар от дыхания поднимался густыми клубами, и метель рвала его в клочки.
– Что же, настал мой черед говорить, – продолжил Фогт, обойдя Гуго и приставив пистолет ему к затылку. – Так оно и было, Сигизмунд Браун не помнил ни лица моего сына, ни его имени. Он убил столько невинных созданий, что в его памяти они не задерживались.
– Так и есть. – Слабый голос Аниты уносил ветер. – Когда Менгеле показал мне этого мальчика-еврея, я едва не умерла на месте. Вылитый Бастиан.
Она стояла неподвижно под снегом и сама казалась призраком, пришелицей из далекого иного мира, наблюдающей за ними.
– Когда Хоффман рассказал мне, как именно умер мой сын, я вступил в СС. Мы с Бертом друзья детства. Он нашел меня, чтобы я узнал правду.
– Вы вступили в СС с намерением убить Брауна?
– Нет, – ответил Фогт; пистолет дрогнул, но сразу же вновь крепко прижался к затылку Гуго. – Я не собирался убивать Брауна. Хотел просто посмотреть ему в лицо и понять, правду ли говорит Берт, приезжая домой в отпуск, или нет. Его рассказы в голове не укладывались. Это была не моя Германия. Я уже не мог отвернуться, как было с расовыми законами и погромами. Мы сопротивляемся. Тайно помогаем заключенным, облегчаем их страдания, кому-то продлеваем жизнь хоть на несколько месяцев. Это мой долг перед Бастианом.
Гуго закрыл глаза. Боль этого человека ранила, точно острый нож, вскрывая нарывы на его собственной совести.
– Мне пришлось изо дня в день терпеть присутствие Брауна, – с ненавистью добавил Фогт. – Ходить на его чертовы вечеринки, выслушивать омерзительные байки об Ирзее и разглагольствования о расах. Как-то раз он заявил, что каждый инвалид обходится государству в шестьдесят тысяч рейхсмарок в год, и добавил, что быть здоровым – наш моральный долг перед нацией. Для него мой сын был всего-навсего бессмысленной тратой денег. С каждым днем я ненавидел его все больше, Анита мучилась. Я совершил ошибку. Думал, что после смерти Брауна нам с ней станет легче, а вместо этого я поставил под угрозу дело Сопротивления. – Фогт зло взмахнул кулаком, и пистолет до боли вдавился Гуго в затылок. – Непоправимая ошибка.
– То есть это вы заставили Хоффмана взять вину на себя? – ахнул Гуго.
– Вовсе нет, – отрезал Фогт. – Берт тоже участвует в нашем Сопротивлении. Он сам вызвался, испугавшись, что все рухнет. Берт – всего лишь санитар, возможностей у него мало. Поддержка офицера СС гораздо важнее, без нее делу конец.
– Взамен вы пообещали позаботиться о Бетании. – Гуго чувствовал капельки пота, стекавшие по спине. – Отправили ее в госпиталь, а не в морилку для заключенных.
– Примите признание Берта, возвращайтесь с триумфом в Берлин и не мешайте нам! – Фогт навис над ним, словно медведь.
– Это Хоффман достал для вас цианид? – спросил Гуго, настроенный узнать всю правду, даже если с этим знанием его жизнь закончится.
– Да, стащил с аптечного склада, пока лежал с бронхитом. Адель Краузе подсказала. Эти двое тоже хотели смерти Брауна.
Земля ушла у Гуго из-под ног. Адель Краузе, девушка с огненными волосами и травяными глазами, от которых так сильно билось его сердце! Значит, она все знала, и ее «помощь» – всего лишь попытки запутать берлинского чиновника так, чтобы он никогда не узнал правду. Гуго почувствовал себя дураком.
– Адель передавала мне записки Тристана, – объяснила Анита, ломая пальцы. – Сжигая утром ту записку, я поторопилась. Боялась, что все раскроется. Услыхала голоса и сбежала, а потом рухнула береза. Не могла же я вернуться и раскапывать снег. У упавшей березы собралась целая толпа.
Гуго хрипло рассмеялся. Все подельники шастали у него под носом, а он ничего не замечал.
– Все как-то неправильно закончилось, – тихо сказал Фогт. – Я ничего против вас не имею, но если вы откажетесь принять признание Берта, мне придется вас убить. Вы слишком много знаете. Я могу что-нибудь для вас сделать, прежде чем выстрелю?
– Хотелось бы попросить морфия, но сигарета тоже сойдет.
Фогт сунул ему в рот сигарету. Руки у Аниты дрожали, она чиркнула спичкой и уронила ее в снег. Зажгла вторую. Гуго затянулся и взглянул сквозь березовые ветви на небо, еле заметное сквозь заснеженное кружево ветвей. Щелкнул затвор. Вот как, оказывается, бывает на пороге смерти. Немного похоже на Ваттовое море. Только прилива ему не дождаться. Гуго выплюнул окурок в снег и попросил:
– Можно еще одну?
Фогт помедлил, но затем сунул ему вторую сигарету. Для этого ему пришлось наклониться, и ствол пистолета перестал упираться в затылок. Гуго знал, что у Фогта перед ним огромное преимущество, а также что второго шанса не будет. Он боднул офицера в живот, и они оба повалились в снег. Грянул выстрел.
Фогт успел схватить Гуго за воротник пальто, вдавил его лицом в снег. Оберштурмфюрер был сильнее – эта мысль ударила Гуго, словно электрическим током. Стальные пальцы вцепились ему в волосы, затем сдавили шею. Гуго отплевывался от снега, хватал ртом воздух, тщетно пытаясь стряхнуть с себя Фогта. Почувствовал, как тот потянулся за выроненным пистолетом. Холодная сталь вновь впилась в затылок.
– Говнюк, – прошипел Фогт.
– Тристан, нет! – закричал женский голос.
Гуго он показался знакомым. Кое-как приподняв голову, криминолог увидел подбегавшую Адель. Она запыхалась, пальто расстегнуто, волосы растрепались. Пистолет отодвинулся. Девушка подбежала к ним, и Фогт отпустил Гуго.
– Что тут происходит?
– А то и происходит! Вы меня обманули! – рявкнул Гуго, подбирая с земли трость и вставая на ноги. – Врали мне! «Дружеское плечо»! Сами же следили за мной и обо всем докладывали ему! – Он ткнул в Фогта.
– Простите, – пробормотала Адель, косясь на мрачных Фогта и Аниту. – Понимаете, то, чем мы здесь занимаемся, одновременно слишком мало и слишком много. Каждый день благодаря нам кто-нибудь выживает. Я вас обманывала, но ради благой цели.
– И что дальше? – Гуго поднял шляпу, отряхнул от снега, нахлобучил на голову и сердито посмотрел на Фогта. – Что дальше? Вы уже не собираетесь меня убивать?
Фогт судорожно сжал рукоять пистолета, однако Адель вскрикнула и встала между ними. Похоже, надеялась успокоить обоих, заставить всех образумиться.
– Берт готов пожертвовать собой ради Сопротивления. Такова его воля, и вы, герр Фишер, должны принять это и пообещать никому не рассказывать о том, что узнали.
– Соврать Либехеншелю?
– Да, –
