- Чего мне темнить? Подумаешь, секрет… Нам дали его описание.
И бас в нескольких фразах нарисовал словесный портрет Рея.
- А если бы вы по запарке завалили парня? - спросил пораженный до глубины души Рей.
Это же какую разведку нужно иметь неведомому противнику Рея, чтобы вычислить место, куда его упрятали!?
- Ну и хрен с ним, - буркнул бас. - Нам главное голова. А на плечах она, или нет - не суть важно.
- Да-а, конституционный процесс в нашей стране идет полным ходом…
- Причем здесь конституция? По нам стреляли, мы ответили. Или мне нужно было свою башку под пулю подставить, чтобы твои долбанные либералы остались довольны?
- Какие слова мы знаем… Что касается этих самых либералов, то я к их числу не принадлежу. На твою беду, кстати. Ладно, лежи здесь спокойно и сопи в две дырки. Рот тебе придется заткнуть.
- Ты что… хочешь уйти?
- А почему бы и нет?
- Это невозможно! Тебя грохнут сразу же, как птенчика.
- Ты беспокоишься о моей жизни или о своем реноме?
- О твоей жизни.
- Похоже, ты влюбился в меня. У тебя ориентация стандартная?
- Ты бы у меня пошутил… - зло прорычал парень, силясь разорвать свои путы.
В его взгляде, обращенном на Рея, полыхала ненависть.
- Кто сомневается, - беспечно ответил Рей. - Вот потому я и оставлю тебя спеленатым, чтобы ты не выкинул какой-нибудь фортель раньше времени. И дверь закрою на задвижку. В темноте, знаешь ли, хорошо думается.
- Это ты к чему? - угрюмо спросил омоновец.
- А к тому, что в твоей профессии никогда нельзя терять бдительность. Вот подумай и порадуйся, как тебе повезло, что я не «чех».
- Я уже рад… до потери штанов. И все равно тебе хана. Парни не дадут вам уйти.
- Поживем - увидим. Потом передашь им мой привет и лучшие пожелания. И скажешь, что они ловят хорошего порядочного человека, не замешанного ни в каких криминальных делах. Меня подставили, я ни в чем не виноват.
- Так это ты!? Тот самый…
- Я. Все, мы ушли. И не держи на меня зла, я всего лишь защищаюсь, как могу.
С этими словами Рей достал свой носовой платок и вставил в рот пленника кляп. Затем он обшарил его подсумки, изъяв две гранаты и снаряженный патронами рожок.
- Отмахнуться есть чем, - сказал он довольно.
- Ты будешь… стрелять!? - испуганно спросил Пеха.
- Постараемся обойтись без шума и пыли. Ну, а если не удастся… Ладно, чего там гадать. Там видно будет. Ходу!
Закрыв дверь каморки, Рей и Пеха осторожно начали подниматься по лестнице на первый этаж. Везде царила темень, но в доме слышались голоса и шум от передвигаемой мебели. Наверное, омоновцы устроили капитальный обыск.
- Стоп! - тихо скомандовал Рей.
Выход во двор сторожил омоновец. Он сидел на мраморных ступеньках и курил. Рей кисло покривился - ему очень не хотелось лишнего шума. Но, похоже, в этот день фортуна была к нему весьма благосклонна.
- Слепцов! - раздался начальственный голос откуда-то из глубины дома.
- Ну? - лениво ответил омоновец.
- Дуй наверх, поможешь парням открыть сейф. Только заряд подбери нужной мощности! А не то разнесет тут все к чертовой матери… как в прошлый раз.
- Это мы могем… - Омоновец коротко хохотнул.
Потушив окурок, парень встал, потянулся и шумно потопал по лестнице на второй этаж. Видимо, в команде он был взрывником.
- За мной! - шепнул Рей, и вместе с Пехой выбежал во двор.
Двор был пустынен, ворота распахнуты настежь, и лишь на дороге стояли две машины спецназа - автобус ПАЗ и БМП; боевую машину пехоты пригнали сюда, скорее всего, на случай серьезного штурма.
Возле ворот никого не было, их никто не охранял, - да и зачем? - лишь водители автобуса и БМП сидели на мягких сидениях ПАЗа и курили, наслаждаясь ничегонеделанием и ночной тишиной, испуганно затаившейся после недолгого, но жаркого боя.
Даже псы Цыганской слободки, большей частью здоровенные кавказские овчарки, злобные, как адские отродья, умолкли, и только вдалеке одиноко тявкала какая-то шавка, с удивлением вопрошая на своем собачьем языке, почему так внезапно прекратилась ночная перекличка и обмен последними новостями.
Что касается жителей близлежащих домов, то они, конечно же, не спали, но не высовывались наружу, сидели в темноте своих комнатушек, осторожно выглядывая из-за занавесок.
В Цыганской слободке разборки не считались интересным зрелищем или большой редкостью. Особенно много их было в девяностые годы прошлого столетия, когда перестройка закончилась развалом СССР.
Поэтому аборигены слободки не горели большим желанием схлопотать пулю за здорово живешь - из-за своего неумеренного любопытства. В Цыганской слободке царил принцип трех китайских обезьян: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
Чтобы не попасть в поле зрения водителей, пришлось ползти. Хорошо, что они сидят не на скамейке под забором, мысленно благодарил Рей Госпожу Удачу, глядя на подошвы ботинок своего нечаянного напарника, которые светлыми пятнышками мелькали впереди. И уж совсем здорово, что перед штурмом дома омоновцы вырубили уличное освещение.
Они перевели дух только в переулке. Поднявшись на ноги, Рей и Пеха, не сговариваясь, припустили по колдобистой дороге что есть мочи и куда глаза глядят.
Первым сдал Пеха. Жадно хватая открытым ртом стылый воздух, он схватился обеими руками за забор и со стоном сполз на землю. Немного отдышавшись, Пеха сказал:
- Хух… Не могу. Сердце из груди вот-вот выскочит.
- Это оно от радости, - ухмыльнулся Рей, прервав на мгновение занятие дыхательной гимнастикой. - На наше счастье, все вышло, как в том старом анекдоте: а ты, дурочка, боялась, и совсем не больно было.
- Все хохмишь, - буркнул Пеха, с трудом поднимаясь на ровные ноги. - Бывай здоров, Ворон. Здесь наши пути расходятся. Навсегда. Я больше не хочу тебя знать. Амбец. Не поминай меня, как говорится, лихом, прости и все такое… В общем, пойду я.
- Куда? - поинтересовался Рей.
- Домой. А куда же еще.
- Ну-ну… Топай. - Рей нехорошо осклабился. - И возьмут его под белы рученьки, и поведут на лобное место… - заговорил он нараспев, словно читал былину.
- Что ты хочешь этим сказать? - насторожился Пеха.
- У тебя есть голова на плечах или нет?
- А тебе не видно?
- Едва просматривается. Такая маленькая-маленькая, и притом одна кость без мозгов.
- Зачем ты меня оскорбляешь? - обиделся Пеха.
- Затем, что хочу спасти, по меньшей мере, твою свободу. А может, и жизнь.
