У ворот склада дежурил охранник из новой смены: его коллегу временно освободили от работы, чтобы дать полиции возможность задать парню несколько вопросов.
Основной вопрос, впрочем, был таков: «Сколько они тебе заплатили?» («Они» означало преступников.) Рэнсом в этом почти не сомневался, ибо хорошо представлял себе ход мыслей Хендрикса, который наверняка подумал, что без своего человека среди сотрудников или охранников склада не обошлось, — уж больно хорошо бандиты знали, где и что лежит, знали план здания и схему расположения охраны. Камеры видеонаблюдения преступники отключили быстро и профессионально, после чего спокойно вскрыли заранее намеченные хранилища и забрали то, что нужно. Со стороны это действительно напоминало работу осведомителя, и Рэнсом был уверен, что в первую очередь Хендрикс и его люди станут отрабатывать именно эту версию.
Сам же Рэнсом склонялся к совершенно иному варианту. Именно поэтому он и приехал в Грантон пораньше, припарковав машину возле запертого фургона с пирожками. По рабочим дням с этой машины торговали горячими закусками, следовательно, владелец, продавец или покупатели могли что-то видеть, что-то запомнить. Любая уважающая себя преступная группа непременно произвела бы предварительную разведку, а наблюдатели могли попасться кому-нибудь на глаза. Вчера в поздней программе новостей комментаторы много рассуждали о времени совершения преступления, которое не только случилось в день открытых дверей, но и произошло вскоре после поступления на склад новых экспонатов из закрытого на ремонт Национального музея. Было ли это простым совпадением? Комментатор, который вел репортаж прямо от дверей склада, считал, что нет.
Сейчас Рэнсом двигался именно на склад. У входа еще один охранник в форме тщательно проверил его удостоверение и записал данные в тетрадь. Прежде чем войти внутрь, Рэнсом сунул руки в карманы и сделал несколько шагов вдоль стены по направлению к грузовым воротам; при этом он пристально глядел себе под ноги в надежде заметить что-то, что пропустила бригада криминалистов. Только после этого он толкнул неприметную дверь с табличкой «Служебный вход. Только для персонала».
На складе было на удивление многолюдно, и все были чем-то заняты. Похоже, музейно-галерейная братия уже начала полную инвентаризацию. Несмотря на то что формально Рэнсом не имел никакого отношения к расследованию, он все же позвонил приятелю в участке, где работал Хендрикс, и тот рассказал ему все, что хотел знать детектив. По свидетельству очевидцев, грабители находились внутри здания от силы пятнадцать-двадцать минут, хотя самим заложникам это время показалось намного большим. Обернуться за двадцать минут — по мнению Рэнсома, это свидетельствовало о высокой квалификации и хорошей подготовке бандитов, однако склад они покинули, прихватив с собой всего восемь картин. Правда, вместе они стоили больше миллиона фунтов (именно на такую сумму они были застрахованы), однако Рэнсом продолжал считать, что здесь что-то не сходится. О чем подумает Хендрикс, он знал. Картины, мол, были похищены по заказу какого-то не слишком чистоплотного любителя живописи, готового платить за вещи, которые иначе он не мог бы получить ни при каких обстоятельствах. Эксперты эту версию вроде бы подтверждали. В одном из вчерашних телеобзоров некий специалист по организованной преступности упоминал о сложившейся практике, когда мафия использует произведения искусства в качестве гарантий возврата займов и долгов. Приводил он и примеры, называя знаменитые картины, которые в свое время побывали в руках как миллионеров-коллекционеров, так и боссов мафии. Кроме того, в передаче упоминалось и о том, как некоторые грабители совершали крупные ограбления, чтобы просто показать, на что они способны.
Досыта насмотревшись телевизора (для этого ему пришлось на цыпочках спуститься в гостиную, расположенную на первом этаже), Рэнсом достал мобильник и во второй раз за вечер позвонил Лауре Стэнтон. Она уже спала, о чем не преминула ему объявить, а Рэнсом только сейчас сообразил, что времени уже далеко заполночь. Извинившись, он шутливо поинтересовался, одна ли она в постели или нет.
— Опять ты об этом! Я давно знала: если ты что-то втемяшишь себе в голову, так больше ни о чем другом и думать не можешь, — возмутилась Лаура.
— Именно поэтому я такой хороший полицейский, — парировал он. — Итак, ты готова назвать мне имя?.
— Какое имя? Чье?!
— Имя или имена. Меня интересуют любители искусства, которые способны создать преступную группу для налетов на музеи, галереи и хранилища картин.
— Ты с ума сошел, Рэнс! В конце концов, мы живем в Эдинбурге, а не на дальнем Диком Западе!
Она была права, и хотя Рэнсома так и тянуло ответить, что на Диком Западе не было музеев, он выбрал более рациональный образ действий и для затравки подкинул Лауре имя Роберта Гиссинга и попросил рассказать о нем подробнее.
— А что тебя интересует?
— Для начала меня интересует, действительно ли он такой хороший специалист.
— Очень хороший, — сказала Лаура, зевая.
— Несколько часов назад ты не была так уверена.
— Зато теперь уверена.
— И все-таки странно получается: штатный искусствовед попадает в больницу буквально накануне того дня, когда могут понадобиться его услуги.
— На что ты намекаешь, Рэнсом?
— Ни на что. Просто держи меня в курсе, ладно?
Он дал отбой и хлебнул остывшего чая. Это был «Рюбос», его купила Сандра. Вероятно, чай способствовал хорошему пищеварению.
Сейчас, стоя на пороге склада и чувствуя, как в животе продолжает негромко, но угрожающе бурчать, Рэнсом наблюдал за деятельной суетой музейных и галерейных смотрителей. Их легко было отличить по белым хлопчатобумажным перчаткам, которые носили все специалисты вне зависимости от того, были ли они в костюмах или в синих рабочих халатах. Полицейские криминалисты были либо в тонких резиновых перчатках, либо вовсе без них.
Потом Рэнсом заметил Алистера Нуна, который выглядел удрученным и усталым. Казалось, прошедшей ночью он вовсе не ложился или спал очень мало. Его коллега-музейщик Дональд Фармер, напротив, держался спокойно и уверенно. Вчера, выступая по телевидению, он заявил, что музейные экспонаты не пострадали; при этом лицо у него выглядело на редкость самодовольным. Точно такое же выражение было у Фармера сейчас. Похоже, он успел убедиться, что отдуваться перед общественностью придется его коллеге из департамента Национальных галерей.
Обратил внимание Рэнсом и на вооруженных полицейских, которые стерегли грузовые ворота. С его точки зрения, выставлять здесь пост было все равно что запирать конюшню после того, как оттуда свели лошадь, однако для Хендрикса, который наверняка и отдал этот приказ, подобный поступок был достаточно характерным. Да и определенный смысл в этом имелся: если бы на склад вдруг нагрянуло высокое полицейское начальство, оно осталось бы весьма довольно образцовой организацией следственных действий.
Самого Хендрикса, впрочем, поблизости видно не было, но Рэнсом сомневался, что его коллега-соперник позволил себе подольше поваляться в постели. Вероятнее всего, он сейчас находился в комнате охраны или допрашивал свидетелей в служебных помещениях в глубине склада. Рисковать Рэнсом не стал и поспешил нырнуть в узкий проход между рядами высоких, прогибающихся под тяжестью каких-то таинственных предметов стеллажей. Меньше всего ему хотелось столкнуться с Хендриксом сейчас. Тот непременно спросил бы, что, черт побери, он здесь делает. Конечно, Рэнсом мог бы что-нибудь придумать, однако он сомневался, что Хендрикса будет легко провести.
