и такие же гамбезоны-безрукавки, надетые прямо на голое тело. Лица у них были скуластые, с широкими носами, с твердыми подбородками, глаза прятались под крутыми надбровными дугами, в черных, как смоль, длинных и густых волосах в свете лампы посверкивали металлические украшения. Все пятеро имели при себе кривые скимитары в деревянных ножнах, а тот, кого бородач называл Кагратом, держал в когтистой лапище длинный кожаный кнут.
— Пойдем в дом, там и про «дело» расскажу, — торопливо, вполголоса проговорил Гнус. — Да и за товар рассчитаться надобно…
Двое орков остались во дворе, прочие вслед за хозяином вошли в дом. Видимо, они находились где-то в соседнем помещении, Гарх слышал через стенку их голоса, но о чем именно они говорят, разобрать не мог, как ни старался. Он собрался с силами и довольно неуклюже, едва не сорвавшись, перепорхнул на карниз соседнего окна. Уруки, оставшиеся во дворе, на него, к счастью, внимания не обратили — они о чем-то негромко переговаривались с Храпом, вышедшим из конюшни; Бреор никак не давал о себе знать, и это, думалось Гарху, было не к добру… Окно, к которому подобрался ворон, оказалось закрыто ставнями, но в щель между неплотно пригнанными деревянными створами Гарху было видно почти все, происходившее в горнице.
Гнус водрузил на стол тусклую лампу и, выудив щипцами уголек из очага, торопливо зажигал стоявшие в подсвечнике обтекшие нагаром сальные свечи. Один из орков остановился в углу рядом с дверью, Каграт сел за стол, развалившись по-хозяйски, закинув ноги на соседнюю лавку и небрежно постукивая свернутым кнутом по голенищу сапога. Третий урук скромно опустился на скамью возле стены.
— Все готово, Гнус? — мрачно спросил Каграт. — Фураж для мулов припас? Провизию?
— Обижаешь, орк, — проворчал Гнус. — Все, как было обговорено.
— Список зачти, Радбуг, — Каграт кивнул своему дружку.
Радбуг — тот орк, что сидел на лавке, — выудил откуда-то из-за пояса желтоватый пергаментный свиток, развернул его на коленях. Принялся читать, водя пальцем по строчкам:
— Так… Овечья шерсть — дюжина тюков, козий пух — шесть тюков, козьи шкуры — две дюжины тюков. Кроме того: нитки и пряжа — десять тюков, конопляное вервие — полдюжины тюков, холстина и парусина — по дюжине скаток того и другого, швейные иглы — четверть гросса, жидкость для протравки металла — два галлона, спирт — четыре галлона, поташ и сода — по два бочонка, семена моркови и репы — по три фунта того и другого…
— На кой леший в Крепости понадобились семена моркови? — пробурчал Каграт себе в нос. — Своего добра не хватает, что ли? Они бы еще за навозом нас сюда посылали…
Радбуг не обратил на него внимания.
— Чернила — три галлона, восковые свечи — пол-гросса, льняное масло — шесть бочонков… Пока всё.
— «Пока всё», — передразнил Гнус. — Я эти чернила и льняное масло из колодца, что ли, достаю? Привезли по весне из Делла пару бочонков, больше у меня нету.
Каграт и Радбуг переглянулись.
— Ладно, маслом у Крота разживемся, — рыкнул Каграт. — У него верный человек есть в Делле, он обещал добыть.
— Чернила, иглы и парусину тоже у него возьмете, — буркнул Гнус. — Остальное добро можете забирать, тюки в пристройке… Сейчас. Алашка! — Он шагнул к низенькой неприметной дверце в дальнем углу горницы, жахнул по ней кулаком. — А ну поди сюда, курва!
В каморке за дверцей боязливо, суетливо завозились, негромко захныкал разбуженный ребенок — и тут же смолк. Алашка выскочила в горницу — простоволосая, дрожащая, закутанная в неизменный плат, видом своим и цветом лица похожая на умертвие. Опасливо опустила глаза.
— Ступай в пристройку, — брезгливо велел Гнус, — покажи господам, где там что подготовлено и уложено. А то как бы они лишнего чего не прихватили по недосмотру-то, с них вполне станется.
Каграт кивнул своему сотоварищу, стоявшему возле дверей — тот молча повернулся и вышел за порог следом за служанкой. Дверь захлопнулась с раскатистым скрипом, и в наступившей оглушительной тишине отчетливо услышалось, как Гнус со свистом втянул воздух сквозь щербину в уголке рта.
— Дерьмо ты все-таки, Гнус, — с удовольствием заметил Каграт, ковыряя пальцем в ухе. — До чего свою бабу довел, взглянуть страшно — рассыпется. Кожа да кости, и ущипнуть не за что.
— Твое-то какое дело? Баба не твоя — вот сиди и помалкивай, — раздраженно проговорил бородач. — Деньги принес? Давай рассчитываться.
Каграт сунул лапу за пазуху — и извлеченный им тяжелый кожаный кошель лег на стол, глухо звякнув. Гнус развязал шнурок, стягивающий горловину, высыпал содержимое на стол: золото тускло блеснуло в неверном свете лампы.
Радбуг меж тем добыл из-за пояса другой свиток, бросил его на стол рядом с кошелем.
— Это тебе урок на следующий раз… Через пару-тройку месяцев жди — вернемся.
Гнус судорожно кивнул. Губы его быстро шевелились, пальцы безостановочно перебирали золотые монеты — он пересчитывал причитающуюся ему мзду. Хмуро поджал губы, сгреб монеты со стола в поставленную ладонь, ссыпал их обратно в мешочек, сунул кошель за пазуху.
— Ладно, а теперь — к «делу»… Можешь сверх мзды накинуть мне еще полдюжины монет, орк. У меня для тебя сегодня еще кое-какой товар припасен.
— Какой товар?
Гнус ухмыльнулся.
— Хороший. Принесло тут под вечер двух каких-то дурней с южной тропы, просились переночевать. Ну, я их приветил, винца особенного хотел поднести… Храп-то одного опоил и связанным в конюшне оставил, а вот Алашка, дурында, разбила посудину с «дрянью» — нарочно, я уверен, чтобы своего «благодетеля» не травить! Пришлось его по-простому, кувшином по голове оприходовать.
— Ах, вот оно что! — Каграт, искоса поглядывая на собеседника, побарабанил по столу когтистыми пальцами. — Наказов из Замка тебе мало, ещё и разбоем на досуге промышляешь, Гнус? Ну, и где твоя добыча?
— Тем, что в конюшне, пусть парни твои займутся. А второго — пойдем, покажу. — Взяв лампу, Гнус повел орков через коридор, в комнату, находящуюся напротив — и Гарх, внутренне холодея, никем не замеченный, неуклюже перебрался обратно, на соседний карниз. Саруман лежал на полу в прежней позе, там же, где ворон его и оставил, всё такой же мертвенно-бледный и проявляющий не больше разумности и живости, чем соломенный тюфяк на лежанке.
Каграт как будто пришел в недоумение.
— Это еще что за старый хрыч? — пробормотал он. — Издеваешься, Гнус? Зачем нам этот доходяга, а? Насчет крепкого и здорового я бы еще подумал…
Гнус мерзко захихикал.
— Крепкого и здорового в конюшне найдете, — прохрипел он. — А ты погоди, погоди от старика нос-то воротить. Старик представился скупщиком кож, да только не торгаш он и не
