по центральной площади Комешэха. Подумал бы, что он точно спустившийся с небес бог войны, снизошедший до обыкновенных смертных. Святой Кхайе, как же это смешно.
Уставившись невидящим взглядом на догорающие угольки, Маркус погрузился в свои мысли, вспоминая совсем не радужное детство.
— Дом, который должен быть местом, где все члены семьи могут почувствовать себя раскованно и быть самими собой, и где непременно окажут неоценимую поддержку, было хуже всех видов пыток, которые я только испытал.
Звон железных цепей набатным стоном завывал в ушах Маркуса. Ногу обжигали невидимые стылые пальцы пленников. Северянин скривил лицо, не желая более вспоминать тот жуткий дом.
— Отец часто приводил домой «невыполненную работу». Домашнее задание, как любили выражаться хваленые советнички. И тогда в нашем доме по ночам можно было услышать сдавленный скулёж, доносившийся с подземных этажей и непременно сопровождавшийся хлёсткими ударами прутьев. Клянусь, кровь буквально застывала в жилах, и единственной мыслью в голове было: «Боже, как бы не оказаться на месте этих отступников». Зная отца, я понимал, что это всегда могло стать реальностью.
Мощное тело содрогалась от букета эмоций. Гнев, непонимание, страх, одержимость, неопределённость.
— День за днём повторялось одно и то же. Верные псы отца задерживали человека, выжимали из него все соки, пока бедолага сам не сознавался в том, чего не совершал. Дальше рыцари при полном параде отправлялись в Комешэх докладывать правителю Панпуга о доблестных свершениях, — обернувшись к Яну, Маркус смотрел сквозь него безумным невидящим взглядом. — И знаешь, что самое забавное? Меня просили понять их и простить. Говорили, что это всё издержки работы. Издержки работы, спятившие старики.
Плечи опустились, словно невидимая ноша с небывалой тяжестью давила на Маркуса, прижимая его к земле и не давая сил подняться. Кулаки его сжались так, что костяшки пальцев побелели, до предела натягивая кожу с мелкими порезами.
— Как-то ночью я хотел отрезать себе уши, лишь бы вновь не услышать эти мольбы, крики и протяжный истерический хохот, — стеклянные глаза северянина безумно поблёскивали в ночной темноте. — Что, думаешь, я тоже сумасшедший? Я тоже так думал. Продолжаю думать. После такого перестаёшь верить, что хоть кто-то способен сохранять здравомыслие. Точно не в нашей семье.
Маркус, как и Соня, на себе познал, каково это с ранних лет расти в одиночестве и страхе за свою жизнь. С опаской размышлял, наступит ли момент спокойствия, когда перестанут всюду мерещиться живые трупы.
И каждый раз, как в последний, в тёмных уголках дома маленький мальчик надеялся, что его заберут и спасут. Что с ним поделятся каплей сочувствия, теплоты и понимания. Надеялся, что найдётся однажды человек, кто вызволит его из этих незримых оков и подарит ему свободу.
Но годы шли. Список сомнительных деяний возрастал, забирая с собой иллюзию возврата к чистому началу. Маркус собственными силами пытался держаться за связующие нити души, готовые в любой момент разорваться под натиском сильных ветров перемен. Иногда выходило, иногда не очень.
— Мать, старший брат, — с трудом выныривая из собственного сознания, мечник медленно возвращался к реальности. — Я не мог подвергнуть их опасности, понимаешь? Что бы отец сделал с ними, если бы я отказался от его пути? В итоге, я подчинился и пошёл по стопам отца, став рыцарем. Я сделал это не с целью убивать людей, но хотел спасти их от таких монстров, как мой отец.
Сплетя пальцы в замок, Маркус жадно вглядывался в сизый дымок от камина, наклоняясь к нему ближе и ближе.
— Радигощ стал моим началом и станет моим концом. Он — моя проблема, задача и решение. Я хотел понять, как он мыслит, какие вещи крутятся в его голове, чем он руководствуется. Сначала я выбирал Мастеров из его окружения, чтобы понять, как они поведут себя в той или иной ситуации, узнать, осталось ли в них что-то человеческое. Я сменил трёх Мастеров, прежде чем понял, что этими людьми… нет, этими нелюдями, правит лишь одно — желание власти. Кем бы они ни были, чего бы они ни добились, им этого было мало. Они всё больше утопали в гнусном круговороте крови, лжи и обладания. Я больше не мог это выносить, а кровь так въелась в жёсткую кожу рук, что уже никак не хотела смываться.
Маркус уставился на раскрытые ладони, мелко подрагивавшие на весу.
— И представляешь, — слегка успокоившись, он перевел насмешливый взгляд на Яна, — скитаясь по континентам, я наткнулся на невзрачного мальчишку, напоминавшего меня в юности. Такого решительного, лёгкого на подъём и готового совершать героические поступки, хоть это и смотрелось со стороны весьма глупо. Ты буквально вдохнул в меня жизнь. Напомнил, как бы наивно или по-детски это не звучало, что жизнь — это плод твоих стараний. Это страстные желания, мечты, о которых ты боишься лишний раз сказать не тому человеку. Это нескончаемые падения всё глубже и глубже, пока, наконец, не взлетаешь ввысь. Это также и бесценный опыт, проработка навыков и миллион вещей, которые делают нашу жизнь уникальной и неповторимой.
Ян, с подозрением прищурившись, посмотрел на мечника, проверяя правдивость его слов. Теплота карамельных глаз была ему ответом. Наримец смущённо улыбнулся, пряча вырывающиеся смешки в кулак.
— И я благодарен тебе за это. Я благодарю жизнь за то, что она позволила мне познакомиться с таким волшебным человеком, как ты. Полагаю, волшебным в прямом и переносном смысле, — неловко встав на правое колено и смахнув несуществующую пыль с одежд, мечник прочистил горло. — Это клеймо на всей моей жизни — родиться в семье рыцарей, из-за этого я всегда презирал и ненавидел себя. До недавнего момента. Сейчас я даже рад этому, ибо надеюсь, что в этом качестве смогу сделать что-то стоящее, ценное и поистине значимое.
Голубые глаза напротив сияли твёрдостью характера и лёгкостью души, к которой этот рыцарь так долго стремился.
— Не уверен, достоин ли я сейчас находиться рядом с тобой, но позволь мне и дальше сопровождать тебя в твоих начинаниях. Всех, — глубоко вздохнув и поднесся правую руку к сердцу, Маркус уверенно посмотрел на мага. — Ян Башазаг, удостоите ли вы меня чести стать моим Мастером на рыцарском поприще? Последним по счёту и первым по искренности.
Глава 11
