А в оптике мы увидели гигантский взрыв, вырвавшийся из недр планеты. Ольга точно рассчитала, беспощадно нанесла удар. Все было кончено в доли секунды. Грозной планеты, преградившей своими чудовищными механизмами выход из звездного скопления, больше не существовало. Взамен ее зияла новая яма в пустоте, провал в космическом пространстве.
И последним, что я видел, теряя сознание от третьей гравитационной волны, налетевшей слишком поздно, чтобы спасти врагов, была унесенная далеко в сторону, превратившаяся снова в красноватую точку, никому теперь не грозящая Угрожающая и чистое небо, великолепный Млечный Путь – гигантский простор мироздания!
Мы вырвались из звездной тюрьмы, едва не ставшей нашей могилой, на волю, в космос.
Часть третья
Земля
…Теперь мой час:
Земля передо мной почти нагою,
Почти уснув, темна и горяча,
Лежит. Она моя. Моя до боли!
Прекрасен мир! Как счастлив я, что мог
Все видеть в нем, все знать в нем в полной воле,
Как будто я не человек, а бог!
А. Танев
1
– Эли! – звал меня голос. – Эли! Эли!
Я хотел откликнуться, хотел сказать, что жив, все слышу. «Я, кажется, ослеп, но в остальном все хорошо! – хотел крикнуть я этому голосу. – Я сейчас встану, не зовите меня так отчаянно, мне тяжело! – думал я. – Оставьте меня в покое!» – просил я молча.
Мне казалось тогда, что мысль моя была четкой. Сейчас, просматривая записи излучений мозга, я вижу, что разум мой еле мерцал, его озаряло лишь чадное тление бесформенного бреда. Я десять раз умирал и десять раз меня возвращали к жизни, пока я сам – сперва неуверенно, потом все настойчивее – не стал цепляться за нее.
– Эли! – взывал ко мне голос. – Эли! Эли!
Он не оставлял меня. В темном внешнем мире ничего не было, кроме голоса, он и был всем этим миром. Тесный, кричащий, беспокойный мир. И я наконец откликнулся на его призыв. Я открыл глаза.
Около кровати сидели Ольга и Осима. Они всматривались в меня.
– Он приходит в себя! – сказала Ольга шепотом. Я снова закрыл глаза. Я измучился, поднимая броневые плиты век. Мне надо было отдохнуть от усилия. Но во мне надрывался все тот же голос: «Эли! Эли!» Я застонал.
– Перестань! – прошептал я, снова открывая глаза.
Ольга молча плакала. Внешний мир внезапно расширился и замолк.
– Друзья! – сказал я и попытался подняться.
– Лежи! – сказала Ольга. – Тебе нельзя двигаться, Эли.
Но меня охватил страх. Я вспомнил кроваво-красную Угрожающую. Мне надо было убедиться, что мы удаляемся от страшного скопления Хи в Персее…
– Где мы? – спросил я. – Сколько времени прошло?
Я услышал, что до звездных скоплений в Персее три тысячи светолет, и опять впал в беспамятство. Так началось мое выздоровление.
2
Я учился быть живым: открывать глаза, слушать, отвечать, принимать пищу, ходить. Это была нелегкая наука. Много месяцев прошло, пока я стал похожим на остальных.
Случилось так, что мне досталось больше всех. Третья гравитационная волна была мощна, однако у других не перемешало ткани и не раздробило кости. Человек восемь потеряли сознание – среди них Леонид, – они пришли в себя, когда звездолет вырвался на простор.
– Я тоже потеряла сознание, – сказала Ольга. – Это случилось, когда я увидела, в каком ты состоянии…
Мы были в парке. Я сидел в коляске, Ольга стояла рядом. Распускалась сирень, наступила третья походная весна, пахло землей. Ольга похудела, была бледна и кротка. В дни выздоровления я узнал, что она способна часто плакать. Это меня трогало, но приятно не было. Я хотел бы видеть прежнюю рассудительную, невозмутимо ровную Ольгу, а не эту, вздрагивающую от страшных воспоминаний. А еще лучше ту, какой она раскрылась на Персее, – мужественную, пронзительно проницательную…
Я пошутил:
– Во всяком случае, со зловредами мы поступили весьма зловредно. Думаю, все в этом мерзком скоплении трясутся при мысли, что мы можем возвратиться.
– Почему ты называешь его мерзким? Разве ты не говорил, что оно красиво? И не все его обитатели со страхом думают о нашем возвращении. У нас там есть друзья. Помнишь неактивные звезды, от которых нас так энергично отбрасывали?
– Значит, в этих звездных системах живут галакты? Это точно?
– Ты в этом убедишься, когда познакомишься с обработанной МУМ информацией. И дружеских звезд в Персее больше, чем населенных разрушителями. Другое дело – межзвездный простор: им, по-видимому, безраздельно владеют они.
Я напомнил о сражении с Золотой планетой.
– Наши враги так до конца и не знали, на что мы способны. Иначе они побоялись бы сближения со звездолетом.
– Почему ты говоришь об этом?
– Так – вспомнилось…
– Ты думаешь, Андре еще жив? Мы ничего о нем не узнали и не смогли ему помочь… Ты ведь и сам в Персее высказался за возвращение…
– Тогда не могли помочь, поэтому и проголосовал за возвращение.
– По-твоему, с тех пор положение изменилось?
Я сделал вид, что устал от разговора. Мне не хотелось говорить о том, что тревожило меня. Пока мы не прибудем на Землю, ничто не будет известно достоверно.
3
Однажды, когда я кое-как ковылял по аллее парка, Леонид сказал, что хочет со мной поговорить.
– Здесь? Или пойдем ко мне?
– Лучше у тебя, чтоб никто не помешал.
В комнате на стене висел график возвращения: светящаяся линия – наш путь до Земли и ползущая по ней красная точка – звездолет. Красная точка приближалась к концу светящейся линии, одиннадцать месяцев отделяло нас от звездных скоплений Персея, почти пять тысяч светолет. Две трети пройденного пути я лежал без сознания.
– Через месяц – Ора, через три – Земля, – сказал я.
– Да, Ора через месяц, а Земля через три, – отозвался он. – Для меня это не имеет значения.
– К чему такая мировая скорбь?
– Ты понимаешь сам, Эли.
– Да, конечно. Причина в Ольге. Что же ты мне хочешь сказать об Ольге?
У Леонида посерело лицо. Он не принимал моего холодного тона. Но он твердо решил сохранять спокойствие.
– Ты знаешь, как она относится к тебе. Когда ты болел, она забрасывала корабль, дни и ночи сидела у твоей кровати…
– Ну и что же? Какой ты делаешь вывод?
Он бешено впился в меня черными зрачками.
– Почему ты не женишься на ней? Почему, Эли?
– Странно слышать это от тебя, Леонид.
– Нет! – крикнул он. – Если ты бесчувственный… Нельзя над ней так издеваться! Почему
