В-третьих, в камере находился еще и невзрачный мужчина лет шестидесяти, а то и больше. Судя по его многочисленным наколкам, сделанным небрежно, он был не новичок в местах лишения свободы, а лихорадочно блестящие глаза и проколотые вены выдавали в нем конченого наркомана.
Не успела за Бешеным закрыться железная дверь, как здоровяк угрюмо бросил:
– Курить припер?
– Не курю! – спокойно ответил Бешеный.
– Я не спрашиваю, куришь ты или нет! – Боровой явно чувствовал себя здесь главным, и решил сразу показать это новичку. – Или у тебя уши заложило?
Не отвечая, словно его и не слышал, Бешеный спокойно осмотрел камеру, присматриваясь, куда опуститься. Кто окунался за решетку, знает, что от того, какое место ты займешь при первом появлении в камере, о тебе многое станет понятно старожилам.
Справа от входа был расположен «дальняк», то есть отхожее место. Слева – бачок с питьевой водой и кружкой на цепи.
От середины камеры и до самой дальней стенки, на которой виднелось маленькое окошечко, возвышались деревянные нары, чуть наклоненные ко входу. Мужик-наркоман сидел справа, Смирнов – посередине, а бугай слева, напротив бачка.
– Привет, батя! – кивнул Бешеный наркоману. – И тебе, земеля, – подмигнул он Смирнову.
Александр выглядел не самым лучшим образом: синяк под глазом, рубашка разорвана, вид испуганный. Бешеный догадался, что его кожаная куртка лежит под задницей бугая, судя по тому, что на том уже была одета джинсовая куртка.
– Ты че, бля, не слышишь, что с тобой человек разговаривает? – начал злиться бугай.
И вновь Бешеный никак не среагировал на его вопрос. Он подошел и сел между наркоманом и Смирновым.
Повернувшись, он спросил наркомана:
– Ты что, батя, не осадишь этого бычка, не впервые же паришься?
– Не по годам мне игры эти, земляк, – ответил тот и добавил: – На зону окунется – сразу притухнет! – он брезгливо сплюнул сквозь зубы и, словно учуяв в Бешеном своего, бросил, глядя на бугая: – Баклан гребаный!
– Ты че, бля, давно в лоб не получал, сморчок трухлявый? – взревел семейный дебошир.
– Ты губы-то подбери! – осмелел наркоман. – Не видишь, что люди разговаривают?
Смирнов сидел ни жив ни мертв: он ощущал надвигающуюся угрозу, но не знал, на кого она падет, а потому боялся, что именно на нем потом и отыграется этот верзила.
Александр тоже выглядел не маленьким: килограммов под восемьдесят и рост нормальный – за метр восемьдесят, но его обидчик весил за центнер, да и по всему видать: к драке Александр явно не был приспособлен. За него всегда вступался его брат, не давая его в обиду с самого детства.
– Ты че, падла, страх потерял? – рассвирепел Боровой, вскочил и угрожающе подошел к старому сидельцу: – Да я тебя сейчас… – он поднял над ним свой огромный кулак.
Но нанести удар он не успел: не вставая с места, Бешеный резко выбросил правую ногу ему навстречу и нанес сильный и точный удар в солнечное сплетение. Здоровяк коротко ойкнул, мгновенно согнулся пополам, и второй удар Савелия, тыльной стороной ладони в лоб, отбросил его к самой двери. Ударившись задницей в дверь, бугай рухнул прямо лицом вперед на пол. Упал и не шевелился.
– Ловко ты его, – довольно хмыкнул наркоман. – Меня Киней кличут, Киня-Наркоман.
– Похоже, – улыбнулся Бешеный, пожимая ему руку.
– А он жив? – тихо спросил Александр.
– А ты что, жалеешь эту падаль, что ли? – поинтересовался Киня-Наркоман. – Он же с тебя куртку снял, накостылял тебе, синяк под глаз поставил…
– Не жалею я его! – возразил Смирнов и резонно добавил: – Боюсь, что оклемается и на мне отыграется.
– Тебя как обзывают? – ухмыльнулся Бешеный.
– Сашкой, а что?
– Вот что, Сашок, запомни главное правило в тюрьме: «Не верь, не бойся, не проси!» И этого бычка не бойся: я ему все рога поотшибаю, пока не поймет.
– Чего не поймет?
– Как нужно себя вести за колючкой, – пояснил Бешеный. – Погань! Привык на воле кулаками махать… За что ты-то попал, сердешный?
– С ментами цапнулся, – он вздохнул.
– Подрался, что ли? – удивился наркоман.
– Ага!
– Надо же, сынок, ну ты и даешь! – удивленно заметил старый сиделец. – С ментами не побоялся бодаться, а здесь трусишь, как осиновый лист!
– Там, на воле, как говорит мой брат, есть свидетели, а здесь – только очевидцы! Посмотри на этого бугая: настоящий бульдозер! – он все еще никак не мог прийти в себя.
– Хочешь сказать, что я здоровее тебя? – усмехнулся Бешеный. – Встань-ка! – предложил он и встал сам.
Когда Смирнов поднялся, он оказался на полголовы выше Савелия, да и по комплекции больше.
– Ну и что? – парень пожал плечами. – Кому-то дано руками махать, а кому – машины ремонтировать.
– А ты что, пацан, в машинах хорошо шаришь? – спросил Бешеный.
– Любую поломку исправлю! – ответил Смирнов.
В этот момент бугай пришел в себя. Он приподнялся и мутным взглядом взглянул на соседей по камере.
– Что случилось? – в его глазах действительно читалось непонимание.
– Шлепал ты не по делу: вот и наступил на свой поганый язык. А потом поскользнулся об него и упал, – ехидно объяснил старый наркоша.
– Ты че плетешь, старый! – к Боровому вновь вернулось желание командовать, он встал и набычился.
– Послушай, ты, баклан тупоголовый, – Бешеный встал и сделал шаг навстречу, – тебе что, сломанного ребра мало? Сотрясения мозгов недостаточно? Хочешь, чтобы я тебе всю клетку раскурочил? – Говорков, не мигая, уставился на него, посылая свои биоэнергетические импульсы.
Боровой попытался распрямиться, но неожиданно схватился за грудь и простонал:
– Больно! – удивленно произнес он.
– Стучи в кормушку и скажи, что тебе к врачу нужно! – Бешеный проговорил тихо, но каждое слово будто вкладывал прямо в мозг этому дебоширу.
– Да, я все понял: споткнулся, упал и ударился грудью, – покорно проговорил он, повернулся и громко постучал в кормушку.
– Чего еще? – спросил дежурный, открыв кормушку.
– Мне к врачу нужно… – морщась от боли и тяжело дыша, проговорил Иван.
– Больше тебе никуда не нужно? – усмехнулся тот, но все-таки поинтересовался: – Что у тебя болит, не животик ли прихватило? – он усмехнулся.
– Ребро сломал.
– Как сломал? – Игривость как ветром сдуло – известие о сломанном ребре заставило прапорщика насторожиться: не хватало получить нагоняй от начальника, недосмотрел, мол.
– Споткнулся, упал и ударился прямо о край нар, – проговорил тот и простонал, держась за грудь.