с развитием, он и раньше был молчалив… Может, если он возьмёт другого ребёнка или группу других детей, то всё пройдёт хорошо? Доктор ещё раз посмотрел на Жоэля. Нужно время, решил он, больше времени.
– Я вернусь за ним через полгода и увезу подальше отсюда, – говорил уже вслух Андре, – в другой город или на остров, куда-нибудь, где никого нет. Только остров и море, морской воздух хорошо скажется на ребёнке, да и я там смогу поработать.
Жоэль вздрогнул и будто бы посмотрел на Бёрка или ему так показалось, но разум не покинул этого мальчика, Бёрк это точно видел, только психика дала сбой.
– Слишком большая доза, – бормотал Бёрк, – слишком большая…
Молчаливые сосны высокими мачтами наступали на них и смыкались позади; деревья мелькали за окнами, оградив их от шумного мира, от города, что проснулся вдали.
Андре Бёрк сбавил скорость и съехал с автострады на просёлочную дорогу. Ещё порядка двадцати километров по лесу, и они будут на месте. Доктор ещё раз взглянул на карту – точно, та самая дорога, и они на ней.
– Ничего. Мне не нужен никто, – говорил он с собой, качаясь на ухабах, – я и сам со всем разберусь. Без Элен, без института и этого проклятого Марка Перро.
Дорога стала ровнее.
– Нужно только оставить ребёнка, нужно только чуть-чуть переждать…
Через полчаса лес поредел, и вот уже за деревьями виднелось зелёное поле с белой невысокой церковью; рядом стояла часовня, вдали – заброшенное кладбище. Все люди, жившие вблизи этих мест, переехали в город, догадался Бёрк, оставив лишь мертвецов да эту старую церковь. По её обветшалому состоянию доктор понял, что она заброшена, никто её не спонсировал, а значит, давно забыл. Андре припарковал машину у основания небольшого холма, где и обрывалась дорога. Он вышел из машины и, открыв заднюю дверь, помог выйти Жоэлю. Затем сел на корточки так, чтобы лицо его было на уровне лица ребёнка, и посмотрел Жоэлю в глаза. Тот тоже посмотрел, но не в глаза, а сквозь них.
Бёрк тяжело вздохнул, только сейчас осознав, что давно поняла Элен. Он ошибся фатально.
– Я вернусь за тобой, – сказал Андре. – Мне нужно ненадолго уехать, а ты побудь пока здесь, вон в той церкви. – Он показал на холм.
Жоэль не проследил за его жестом, не поднял головы, когда поднялся доктор, а Бёрк и сам не понимал, зачем он всё это ему говорит. Раньше он и не думал успокаивать ребёнка; он вообще о нём как о ребёнке не думал, но сейчас… Сейчас что-то изменилось.
– Я приеду, – говорил он себе, пока они взбирались на холм, – я заберу. Нужно только оторваться от прессы, чтобы всё затихло и улеглось.
Жоэль поднимался по крутому пригорку, держась только за руку доктора. Ещё полгода назад Бёрку пришлось бы нести ребёнка на себе, но сейчас он вполне самостоятелен в физическом плане. О психическом состоянии ребёнка Андре думать не хотел.
Вдруг по округе разнёсся колокольный звон. На башне под самым колоколом стояла одинокая фигура священника и била в него. Жоэль разволновался, хотел вырвать руку, но доктор сильнее сжал её.
– Не бойся, это всего лишь колокол, – сказал он.
Жоэль стал бить себя ладонью по уху, а потом и по голове.
– Не делай так, – одёрнул его Бёрк, – не пугай людей.
Он увидел, что священник заметил их и, закончив звонить, исчез внутри башни. А через некоторое время вышел к ним.
– Доброе утро, – крикнул ему Бёрк.
– Храни вас Бог, – ответил священник. – Заблудились?
Доктор взял мальчика за плечи и осторожно подвёл вперёд.
38 глава
С того страшного дня прошло уже более двух недель. Землю разровняло дождями, а после припорошило опавшими листьями так, что даже отец Ланге с трудом отыскал путь к могиле. О случившемся никто не говорил. Жоэль ничего не помнил или не вспоминал, хотя как разобрать, о чём он там думал… Он всё так же ходил по ночам, всё так же бубнил что-то под нос и всё так же не видел Марию. Мария же сама хотела всё забыть. И ту ужасную ночь, и труп, истекающий кровью на полу своей кельи, и звук бьющих о землю лопат. Но никак не могла стереть этот животный взгляд из своей чёткой памяти. Ей казалось, запах мерзавца намертво въелся под её кожу, навсегда остался в волосах, и, сколько бы она ни тёрла себя жёсткой древесной мочалкой, всё равно будто пахла им. А её келья до сих пор отдавала запахом крови. Всю неделю после случившегося её одолевали ночные кошмары – ей снилось старое кладбище, лицо покойного, чёрные птицы, летающие над ней. В последнее время много стало этих птиц, не к добру это, думала Мария.
«Суеверие – грех», – говорил ей отец Ланге, и они тоже твари божьи. Как же Мария боялась их, этих тварей, особенно их карканье по ночам… Ей казалось, они несут с собой злую весть, или смерть, или сами приходят за смертью. Умные эти птицы будто знают больше, чем сам человек. В ту же ночь, когда молния ударила в дерево и дохлые птицы свалились им под ноги, Жоэль побежал от испуга, а Мария помчалась за ним. Только он убегал от грома, а она – от всего, что было. Как хорошо, что он тогда убежал, как хорошо, что ей было за кем спешить! Догнав его на самом пороге церкви, она обняла Жоэля. Тот не вырывался, но и не обнял в ответ, он никогда никого не обнимал. Мария сказала ему: не бойся. Сама же боялась куда сильнее. Она всегда до жути боялась покойников, и кладбищ, и смерти. Отец Ланге пару раз за эту неделю ходил на кладбище читать молитву за упокоение грешной души. Мария же была рада, что Жоэль убил мерзавца. Грешно так думать, сказал ей как-то отец. Ну и что с того, что грешно, решила Мария, зло всегда наказуемо. Кто бы знал, что Жоэль накажет то зло…
– А для Жоэля это грех? – как-то спросила она.
Отец Ланге тогда долго молчал, смотрел на гравюру Иисуса, что висела над самой молельней, потом вздохнул и сказал:
– Да какой с него спрос, с блаженного…
Сегодня Мария с Жоэлем вышли пораньше. С самого утра они бродили по лесу. Хворост для камина уже заканчивался, и топить было почти что нечем. Мария собирала ветки, находя их в опавшей листве, а Жоэль пытался взвалить на себя суковатый кусок сваленного грозой дерева.
