Рыжий жеребец, завидев меня, призывно заржал.
— А теперь слушай. Как выберешься из Тамры, иди к подножью Полуночных гор. На большаки не суйся, на них имперцы в первую очередь искать станут. Поняла?
Я кивнула.
— А ты?
— Я догоню.
Он подсадил меня, помогая взобраться в седло, сдёрнул с коновязи поводья, бросил прямо в руки.
— Полуночные горы, — напомнил он. — Скачи!
И с размаху хлестнул ладонью по крупу коня, отчего Буян вздыбился, попятился, разворачиваясь на задних ногах, и с громким ржанием рванул вниз по переулку, выбивая копытами звонкий перестук по мостовой, унося меня прочь от пылающей таверны.
* * *
— Догонит он меня, как же, — ворчала я, пробираясь через густой подлесок и ежеминутно сверяясь с картой, хотя смысла смотреть в неё в этом лесу не было никакого. — И как же он это сделает, а? Вот скажи, Буян, разве можно найти нас в этом проклятом что каргами, что Прародителем, месте? Да тут… Ой!
Я схватилась за лоб, который дерзко атаковала возникшая будто ниоткуда толстая ветка.
— Нарочно ты? — возмутилась я, обращаясь к ветке, облепленной едва распустившимися листьями. — Хотя что я спрашиваю, конечно, нарочно.
Ветка прошелестела в ответ что-то нечленораздельное и угрожающе качнулась, но нападать повторно не посмела.
— Вот так и виси, — строго велела я ей. — Сама обойду. Буян, а если подумать — зачем он нам нужен? Ты вот не видел, что в таверне происходило. Он четверых Плащей голыми руками уложил за какие-то мгновения, представляешь? А пятого, десятника — ножом. Плащей, Буян, не кого-нибудь! Такое, наверное, даже мастеру Геону не под силу. Не зря я подозревала, что никакой он не плотник.
Вот уже вторую седмицу мы с Буяном блуждали по непролазным чащобам Живого Леса, раскинувшегося вдоль полуночной границы Альтара, и всё это время я, не переставая, кляла себя за то, что вступила под его своды. Обходить его было бы делом долгим и опасным возможными встречами с имперскими патрулями, наводнившими Альтар. Потому-то и показалось мне вполне разумным сократить путь через Лес, тем более, что пересечь его в поперечнике можно было всего-то за один-два дневных перехода. А что называется он Живым — так мало ли почему!
Суровая действительность весьма скоро заставила меня по-новому взглянуть на это название. Деревья и кустарники тут вид имели вроде как самый обыкновенный — я легко могла узнать куст волчьей ягоды и невысокую поросль дубков, шелестящую раскидистой кроной лиственницу и высокие, статные клёны; вот только поведением своим эти лесные великаны ничем не походили на обычных своих собратьев. Будто живые, они исправно чинили препятствия моему продвижению: то стеной непроходимой встанут, сплетясь ветками, то илистую запруду на пути поставят, и обходи, как хочешь, то вот, как сейчас, шальная ветка не пойми откуда вылезет и в атаку на лоб пойдёт. А главное — конца и края этому Лесу не было видно вообще. Если верить карте, я давно уже должна была оказаться на границе, в предгорьях. А на деле блуждала среди деревьев, не в силах даже понять, где полдень, а где полночь — сплётшиеся кроны надёжно скрывали небо от моего взора, а единственная попытка влезть повыше, чтоб сориентироваться, закончилась позорным бегством от внезапно оживших лиан.
Ещё одна ветка — покрытая мелкими острыми шипами, — попыталась атаковать, но я была начеку. Свистнули Поющие, и дергающийся обрубок упал под ноги, истекая древесным соком. Бранясь на чём свет стоит, я упрямо продолжила путь.
…Из Тамры я вырвалась легко — ни Плащи, ни ищейка не успели поднять тревогу, и скачущий во весь опор конь с растрёпанной, с ног до головы покрытой сажей всадницей вызвал разве что удивление в глазах прохожих, оказавшихся в тот момент на привратной площади. Обходя стороной большаки, деревни и баронские замки, я, поругиваясь себе под нос то на имперцев, то на беловолосого мага, но в основном, на Влада (просто для приличия) пробиралась именно туда, куда он и отправил меня — к границе Альтара и Гардейла. И, упрямо преодолевая сопротивление преградившего прямой путь леса, в глубине души надеялась, что он выполнит своё обещание. Хоть и не представляла, как.
Первая ночь в Лесу прошла почти спокойно: раздавались откуда-то навязчиво-угрожающие шепотки, сверкали недобро холодные огоньки неведомо чьих глаз, Лес вздыхал и шуршал, но никакое чудище не спешило выйти из чащи к моему небольшому костерку.
А на вторую гибкие лианы, бесшумно подкравшись к Буяну, чуть было не утащили коня в чащу, и мне пришлось вспомнить весь свой арсенал боевых конструкций, чтоб отбить его обратно. И с тех пор, останавливаясь на ночлег, я завела привычку разжигать вокруг сразу несколько костров — огня Лес, как и положено лесу, боялся. Но, опасаясь приближаться к вечно голодному пламени, он каждую ночь пытался измыслить, как прорвать эту тонкую линию обороны: тянул сверху острые шипастые ветви, подбирался протянувшимися глубоко под землёй корнями к месту ночёвки, брызгал ядовитым соком и всё такое прочее. И в итоге, плюнув на костры, каждый вечер я стала окружать себя полноценной магической защитой: щиты, огненные круги и разнообразные сторожевые конструкции, срабатывающие на любое движение зелёного великана.
Днём Лес вёл себя спокойнее. Те же ветви и лианы с завидным постоянством пытались атаковать меня, под ногами на ровном месте вдруг появлялись буераки и вымоины, невесть откуда подступали заросшие ряской и кувшинками болотные колодцы; но всё равно это не шло ни в какое сравнение с полноценными массированными атаками, что начинались, стоило только солнцу опуститься за закатную черту. К тому же, днём Лес почему-то совсем не нападал на коня.
Чертыхнувшись, я перепрыгнула через очередную подлую лиану, бросившуюся в ноги; Буян, фыркнув, наступил на неё копытом.
— Ш-ш-ш! — обиженно прошипела лиана и, извиваясь, точно змея, поспешила убраться восвояси.
— Да сколько можно? — устало спросила я, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
Нападения дневного леса, в отличие от ночных, больше похожие на попытку напугать, чем убить, чередовались с недолгими периодами затишья, и в эти моменты я вновь и вновь погружалась в размышления.
Происходящие в моей жизни события до боли напоминали шахматную партию, где игра разгорается вокруг одной чрезвычайно важной, но такой маленькой и беззащитной пешки. И один игрок, как водится, стремится уничтожить с виду не особо важную фигуру, а второй, напротив, изо всех сил старается провести её к противоположному концу доски, оберегает, защищает, возлагает на неё определённые надежды — только какие?
Кто этот беловолосый маг? Почему он хотел убить меня? Что заставило его передумать? Эти вопросы не давали мне покоя. И в то же время я каким-то образом чувствовала, что и маг, и события, приведшие меня в Тамру, связаны между собой.
Начнём, пожалуй, с самого начала. Некто очень могущественный нанёс удар по арене Гартен-онарэ, причём не когда-нибудь, а прямо во время испытания. И не просто вовремя — этот некто дождался, когда на арену выйду именно я. От безрадостной участи быть уничтоженной меня спасла, если верить Атиасу, Грань. Сделала она это весьма нетривиально — просто позвала. И я неким мне самой непонятным способом перенеслась к ближайшему Порталу. Не к своему — его мне ещё только предстояло найти, причём безо всяких подсказок. Зато она вручила мне Поющих — чудесные веера, уже не раз выручившие из беды, — за что ей можно бы и простить нежелание интересоваться, а хочу ли я быть этим стражем. Но почему её зов совпал с нападением? Стечение обстоятельств? Что-то не верится. Стало быть, эти два события связаны меж собой теснее, чем кажется на первый взгляд.
