Вячеслав Андреевич уже второй год обедал в этом ресторане.Вообще в последнее время ресторан русской кухни «Самовар» пользовался средигородской элиты огромной популярностью. Продвинутая публика давно уже охладелак японской кухне и переключилась на патриотические блюда отечественногоассортимента.
«От этой сырой рыбы одни глисты, – говорили за обедомчиновники и бизнесмены. – То ли дело – щи да каша! Очень полезно дляздоровья!»
– Мне, парень, того… – проговорил Лампасов, неглядя на официанта, – щей, во-первых, суточных… ну, и бараний бок сгречневой кашей!
– Осмелюсь предложить, – угодливо склонилсяофициант. – Расстегайчики сегодня очень хороши!
– Худеть надо… – вздохнул ВячеславАндреевич. – Ну ладно, тащи свои расстегайчики! И морсу, морсу не забудь!
– Сию минуту. – И официант улетел в сторону кухни.
Но не успел он принести клюквенный морс, как к столуЛампасова подошла крупная блондинка.
– Не помешаю? – проговорила она, отодвигая стул.
Лампасов хотел уже возмутиться – к нему за стол никогданикого не подсаживали, – но поднял глаза и узнал женщину.
И тут же его желудок неприятно заныл от нехорошегопредчувствия.
Это была Ольга Позднякова.
– Ну, Ольга Васильевна, как это вы можетепомешать! – выдавил он из себя с кислой улыбкой.
– Ну, тогда поговорим! – Она тяжело поставилалокти на стол и уставилась на Лампасова насмешливым взглядом.
– О чем, Ольга Васильевна? – осведомился тот,пряча глаза.
– А вот об этом. – Она швырнула на стол несколькоснимков.
Лампасов похолодел: его засняли в тот момент, когда онполучал из рук секретарши Громыко чертовы кассеты и внимательно ихрассматривал.
«Думал же я, что не надо это делать у Алинки! –запоздало расстроился Лампасов. – Знал ведь, что нельзя смешивать одно сдругим!»
– Вячеслав Андреевич, хлеба желаете? – раздалсянад его плечом угодливый голос.
В этом ресторане было такое традиционное развлечение – двоеспециальных официантов приносили на серебряном подносе несколько сортовнарезанного хлеба, и клиент пальцем показывал на приглянувшиеся ему кусочки,которые младший официант специальными щипчиками перекладывал к нему на тарелку.Лампасову этот цирк нравился, но сегодня было не до того. Он зыркнул наофициантов, и тех словно ветром сдуло.
– Хорошие фотографии? – осведомилась Позднякова,выждав для приличия минуту-другую.
– Чего вы хотите? – процедил Лампасов.
– Хочу, чтобы ты подписал кое-какие бумаги. – Онарасстегнула портфель и положила перед ним несколько листков. – Заявлениеоб уходе со службы по собственному желанию… отказ от претензий по пятнузастройки на Юго-Западе… ну и еще – для комплекта – согласие на развод и отказв пользу своей жены от прав на фирму «Максиформ».
– Так это Марго сработала! – прошипелЛампасов. – Ну уж нет! Что это я сам себе удавку на горле затягивать буду?Да что мне, собственно, грозит? Ну, фотографии…
Он смахнул листки со стола.
– Ты, Слава, ничего не понял, – усмехнуласьПозднякова, на лету подхватив бумаги. – Насчет удавки – это ты оченьвовремя вспомнил! Правда, смертной казни сейчас нет, но максимальный срок тебегарантирован!
– Какой срок? Какая казнь? – забормоталЛампасов. – О чем это вы?
– Об убийстве журналистки Серебровской! Сам знаешь –милиция сейчас землю роет, ищет убийцу! А тут – такой удачный кандидат! Кассетыу Серебровской пропали? Пропали! А куда они девались? Да вот же их тебе прямо вруки передают! А кто кассеты украл – тот и Лену придушил! Не сам, конечно, нопо твоему заказу! Так что не отвертеться тебе, Вячеслав Андреевич! Тем болеечто в прокуратуре у меня связи хорошие… я им только намекну… люди онипонятливые! Два раза повторять не придется!
Лампасов застонал.
Позднякова говорила правду: в прокуратуре у нее оченьхорошие связи. Так что если захочет, она его по стенке размажет. В пыль сотрет.
– Подписывай, Слава, подписывай! – усмехнулась Позднякова. –Лучше где-нибудь в провинции начать все сначала, чем на нарах до конца жизни сбоку на бок по команде переворачиваться!
Лампасов схватился за голову: ничего другого ему неоставалось.
– Ваши щи! – торжественно произнес официант,подкатывая к столу тележку с фарфоровой супницей.
– Иди ты со своими щами… знаешь куда! – взвизгнулЛампасов и запустил в официанта суповой тарелкой.
На следующий день Надежда каким-то непонятным образом оказаласьна улице Восстания. Подняв голову, она увидела изящную вывеску: «Салон элитногошоколада».
– Не иначе меня привело сюда подсознание! –пробормотала она себе под нос.
Проходившая мимо старушка с пекинесом на поводкеподозрительно покосилась на нее и прибавила шагу, окликнув свою собачонку:
– Гуля, пойдем отсюда, здесь какие-то странные люди,сами с собой разговаривают!
Надежда Николаевна хотела что-то ответить, но передумала.При виде этой старушки она вспомнила свою славную соседку Марию Петровну и ее скотчтерьераТяпу. Последняя встреча с соседкой оставила у нее неприятный осадок, и Надеждаподумала, что нужно помириться с Марией Петровной, разъяснить ей историю сЛюбегиным. У той как раз на днях были именины, и коробка хороших шоколадныхконфет была бы в такой ситуации вполне уместна…
Надежда Николаевна толкнула дверь шоколадного салона.
Наверху мелодично звякнул колокольчик.
Надежда замерла на пороге: ее окутал восхитительный ароматшоколада, корицы, ванили и других пряностей. На прилавках и в стеклянныхвитринах красовались всевозможные шоколадные фигурки и целые композиции –сказочные домики и рыцарские замки, запряженные четверкой лошадей кареты ифантастические животные. Шоколадные гномы маршировали друг за дружкой, веселоразмахивая колпачками, а на пороге избушки их встречала Белоснежка.
В дальнем углу магазина тихо журчал шоколадный фонтан –точно такой же, какой был на листке с телефоном.
Надежда почувствовала себя ребенком, неожиданно попавшим внастоящую сказку. Вокруг было так много интересного, и она не сразу заметила,что кроме нее в магазине есть еще кто-то.
Здесь было не слишком людно, но все же перед прилавкомтолпилось несколько покупателей, а по другую его сторону стояла привлекательнаядевушка в темном платье и белоснежном крахмальном фартуке. Она напомнилаНадежде картину Лиотара «Шоколадница».
На лацкане форменного платья у продавщицы была приколотатабличка с именем – Настя. В подсознании у Надежды снова шевельнулась какая-тонеосознанная мысль, как крупная рыба в глубине реки, но она загляделась накондитерские красоты, и мысль исчезла, издевательски вильнув хвостом.
