действительно увидели стоявшего на коленях графа де Лорма. Он был окружён наёмниками Брикара, и возле его горла поблёскивали два клинка.
— Ну что, попался, негодяй! — мстительно воскликнул де Роган, подходя к нему.
— Стоит ли награждать кого-то своими титулами? — поинтересовался де Лорм, посмотрев на него, а потом перевёл взгляд на коннетабля. — Признаю, вы поймали меня. Я проиграл, — он со вздохом опустил голову, но потом вдруг поднял её и усмехнулся: — На этом этапе.
— О чём это ты? — насторожился де Полиньяк.
— Ну, вы ж, вроде как, военный, и должны понимать, что поражение в одной битве не означает поражения в войне. Как вы думаете, господин коннетабль, сдача в плен может оказаться тактическим шагом к победе?
— Что ты несёшь? — проворчал сбитый с толку де Полиньяк.
— Я рассуждаю вслух. Стоит ли мне посыпать голову пеплом, а вам венчать свою лаврами только потому, что я пришёл сюда, а у вас тут затаился под лестницей десяток олухов, готовых меня схватить. Десять против одного… Не слишком славная победа.
— Не делай вид, что ты на поле боя! — разозлился коннетабль. — Ты — беглый преступник и ответишь теперь не только за своё преступление, но и за побег. Как ты сбежал? Тебя выпустил Адемар или ты договорился с его рыцарями?
— Нет, я обратился в крысу и выскользнул в нору, пробежал по щели до коридора. На меня едва не наступил охранник, но мне удалось ускользнуть. Потом я вышел на поверхность и превратился в волка. Вас устраивает такой ответ?
— Только в части того, что ты крыса!
— Значит, мой вариант побега кажется вам правдоподобным, на чём и закроем эту тему.
— Хватит болтать! — крикнул де Роган. — Скажи, откуда ты узнал о завещании?
— О каком завещании? — нахмурился де Лорм.
— О завещании принца…
— Виконт! — предостерегающе воскликнул коннетабль. — Он пытается спровоцировать вас на откровенность.
— Да бросьте, граф, — пожал плечами де Лорм. — Я имею право знать, о чём меня спрашивает этот мальчишка. Видимо, это важно для него. Если скажете, что это за завещание, я скажу вам, знаю я о нём или нет.
— Но если не знаешь, то зачем ты явился?
— Предупредить.
— О чём?
— Мне приснился плохой сон, — признался де Лорм, нахмурившись. — В нём с двумя знатными дворянами произошло нечто очень плохое. Одного из них съели, а второй обратился в крысу и сбежал в подвал, чем и спас свою никчёмную жизнь. Мне кажется, что этот сон был пророческим, и я не знаю, можно ли это предотвратить.
— Он издевается? — кипя от негодования, де Роган повернулся к коннетаблю.
— На сей раз нет, — уже вполне серьёзно произнёс де Лорм. — Игра, которую вы затеяли, очень опасна. Более того, нарушив правила, вы перешли черту, за которой уже нет пути назад. Заговор против короля — это очень серьёзное преступление, за которое могут отрубить голову.
— Ваш король… — снисходительно усмехнулся де Роган, но де Полиньяк снова перебил его.
— Для начала отрубят голову тебе! — заявил он, мрачно глядя на пленника. — Я запру тебя в подвале и завтра лично доставлю в королевский суд. А пока скажи мне, что ты знаешь о драгоценной усыпальнице в Лорме? Учти, если ты скажешь правду, это может спасти тебе жизнь.
— О той усыпальнице… — задумчиво пробормотал де Лорм, а потом покачал головой. — Я бы сказал, но, увы, я поклялся хранить всё это в тайне. Так что я её не видел.
— Мы вернёмся к этому разговору позже, когда тебе уже будет вынесен смертный приговор, а мои руки будут развязаны! Я лично выбью из тебя нужный мне ответ.
— С нетерпением буду ждать этого момента, — усмехнулся тот. — Хотя, боюсь, он не наступит. Вы сами не понимаете комизма сложившейся ситуации, а когда поймёте, вам будет не до смеха.
— Уберите его отсюда! — прорычал де Полиньяк. — Свяжите его и наденьте на голову мешок! Пусть так и сидит до утра!
Молчаливые наёмники подняли пленника на ноги и увели его в подвал. Де Полиньяк сумрачно смотрел ему вслед, с негодованием понимая, что действительно не чувствует радости одержанной над противником победы.
— Что он здесь говорил? — забеспокоился де Роган. — Какой комизм? Почему он ведёт себя так вызывающе? Он же должен быть разозлён или напуган! Он попал к нам в руки, и мы можем его убить!
— Он знает, что мы не сделаем этого, — проворчал де Полиньяк. — До суда наши руки действительно связаны. Мы не можем причинить ему зла, если намерены вернуть королю. В противном случае нас обвинят в том, что мы хотели пытками заставить его признаться.
— Это потому что вы в самом начале допустили оплошность! — воскликнул виконт.
— Верно, — не стал спорить коннетабль. — Но теперь у нас на руках достаточно козырей для того, чтоб выиграть. Я оставлю пленника у вас, его будут охранять мои люди. Сам же немедля отправлюсь во дворец и доложу королю, что готов к суду, который он назначил на утро.
— А что делать мне?
— Идите спать, — посоветовал де Полиньяк и направился к двери, за которой его ждали охранники службы прево.
К королю его не пустили. Встрёпанный секретарь вышел из покоев, на ходу застёгивая свой камзол, и совершенно непочтительно зевнул, взглянув на коннетабля.
— Его величество спит, — сообщил он, — и я не вижу причин будить его. Что я должен передать ему, когда он проснётся?
— Я собрал улики достаточные для проведения суда, — раздражённо ответил граф де Полиньяк, не скрывая своего недовольства поведением молодого человека.
— Понятно, — сонно кивнул тот. — Но в этом нет нужды. Его величество уже назначил суд и дал соответствующие указания господину Ковелье. Я полагаю, что король и не сомневался в том, что коннетабль справится со своей миссией. Спокойной ночи, ваше сиятельство, — и поклонившись, он побрёл обратно, явно собираясь тут же снова лечь в постель.
Де Полиньяк свирепо смотрел ему вслед, дав себе слово избавиться от этого невежи при первой же возможности, отправить его в какое-нибудь захолустье, а лучше сразу в рудники писарем. Пусть с утра до вечера переписывает отчёты и ведомости при свете свечи!
Развернувшись, он отправился к себе, но только забрезжил рассвет, он уже снова был на ногах. Он вызвал к себе лакея, чтоб тот помог ему одеться и подал завтрак, к которому велел разбудить Феликса.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — испуганно поклонился слуга, — но господина Феликса нет дома.
— Где он? — взорвался негодованием граф. — Я же запретил ему выходить из дома без моего разрешения!
— Я полагаю, что…
— Ну, что ты там мямлишь?
— Он сказал, что
