тех детей, — указываю на общежитие, — вырастят и выпотрошат.
— Ты обещал интервью. — Порыв ветра подбрасывает огненно-рыжие волосы Мариам, залепляет лицо, пока женщина убирает их, отвечаю:
— Завтра в десять утра — нормально?
— Ммм, двенадцать, — говорит она после секундных раздумий. — Работы много. Не успею.
— По рукам. Последняя просьба: сделай что-нибудь, чтобы у этих детей появился шанс.
Программа показывает, что интерес Мариам ко мне сменяется уважением. Уверен, журналистка сделает все, как нужно. Киваю Мариам, разворачиваюсь и отправляюсь выполнять распоряжение офицеров, и неожиданно всплывает текст:
Сострадание +5 (итоговое 10 ЕД).
Ты можешь конвертировать 10 ЕД сострадания в одно свободное очко характеристик.
Начать процесс?
Помню, чем конвертация обернулась в прошлый раз, и отказываюсь. Параллельно отмечаю, что единицы сострадания не увеличиваются благодаря благословению Танит.
В час ночи прибывают флаеры для погрузки заключенных. Следователи уже опросили часть персонала и отпустили непричастных к похищениям. А я все эти три часа смотрю в горящие окна детского общежития, очень хочется пойти туда, вытолкать детей на улицу, напугать, чтоб они разбежались и никогда сюда не возвращались, но у меня приказ.
Да и что я изменю сейчас? Дети без опеки не выживут, меня разжалуют. Зато проявилась еще одна причина добраться до самого верха и вывернуть реальность наизнанку. Потому что мир, где функционируют такие питомники, не должен существовать.
Только в два часа ночи мы возвращаемся патрулировать свой район. Оллеба забрали сотрудники внутренней безопасности, я остаюсь в роли исполняющего обязанности командира экипажа. Эд улетел с братом в больницу, мы с Кирианом вдвоем. Работы особо нет, и я, пользуясь ситуацией, дрыхну в кресле — нужно немного восстановиться перед интервью.
В восемь утра сдаю смену и, зевая, топаю в общежитие вместе с Киром, который носится вокруг меня, как восторженный щенок, — он впервые оказался в центре настоящего события! Минуем людный темный коридор, где толкутся возвращающиеся со смены полицейские, выходим на улицу и идем по тротуару вдоль проезжей части. Сворачивая челюсть от зевоты, борясь с усталостью, пытаюсь распланировать день.
Поспать пару часов. Затем — в душ. На интервью. Обязательно — к Элиссе, меня по-прежнему к ней влечет…
Поток мыслей обрывается почти материальным ощущением опасности. Словно невидимые пальцы сжимают горло, словно ледяной нож входит под сердце.
Приходит понимание, что скоро меня попытаются убить. Раньше я отмахнулся бы от ощущения, теперь же прислушиваюсь к интуиции как никогда, потому что ее голосом говорит Танит и Шахар.
К тому моменту до главного входа в общежитие остается метров пятьдесят. Стараясь вести себя естественно, окидываю окрестности быстрым взглядом. Логичнее всего караулить меня здесь после смены. Скорее всего, киллер ждет, пока я подойду поближе. Он где-то за черными стеклами ступени, здесь восемь этажей — не поймешь, где именно. Но может и ждать среди людей, пряча пистолет, чтобы поравняться и выстрелить в упор. Вон те металлопластиковые кафе в парке — тоже отличное убежище.
Если резко изменю маршрут, он выстрелит. Начну тупить — тоже выстрелит. Знать бы хотя бы, где он засел, чтобы залечь в укрытии…
В паре метрах от нас останавливается такси, оттуда вываливаются два пьяных парня, один тычет в меня пальцем:
— Смотри, вот этот! Ты ж этот вот…
Киваю:
— Да, я этот вот.
Двумя шагами покрываю расстояние между нами, падаю на заднее сиденье, хлопаю дверцей.
— Эй, ты куда? — возмущенно вопит Кир на улице.
— Едем прямо, — командую таксисту, прижимаясь к сиденью, хорошо, стекла тут тонированные.
— У меня вызов, — пытается возражать водитель.
— Просто едем отсюда, куда — без разницы.
Водитель понимающе кивает, и машина трогается. Мне бы теперь выйти за поворотом, пробраться к выходу из общежития и ждать фигуру, подсвеченную красным, но есть проблема: помимо центрального входа в улей, имеется еще один, да плюс два — выходы в зиккурат. Я просто потеряю время.
Кто пытался меня пристрелить в прошлый раз, так и осталось тайной. Сейчас либо те же заказчики, либо, что более вероятно, мстят стоящие за трансплантологами силы.
Значит, жрать и спать буду в другом месте, у меня в комнате небезопасно. Надо только проверить почту в Сети — наверняка уже ответили на заявку участия в «Полигоне». Тем более, сегодня я снова промелькнул в новостной ленте, что должно заинтересовать рекрутеров.
Минуты две едем молча. Таксист поворачивает дважды, тормозит возле тоннеля, ведущего внутрь зиккурата.
— Выходи. Денег с тебя не возьму. Ты ж тот мужик, который нашел похищенных детей, тебя в новостях показывали.
— Да ну…
— Удачи!
Ступаю на тротуар и воровато оглядываюсь, хотя понятно, что здесь мне ничего не угрожает. Если за меня взялись всерьез, то браслет лучше снять. Через чип отследить человека сложнее, это возможно, только если заинтересованы лица с верхних уровней. Надеюсь, что таковых нет. Боэтарх и прочие решают дела государственной важности. И надеюсь, что все-таки попаду на «Полигон», где меня вряд ли достанут враги со второго уровня. Иначе моя жизнь превратится в гонки со смертью, и единственным выходом будет бегство в Карталонию, что по сути тупик и потеря времени.
Около часа катаюсь от одной станции метро к другой, натянув на голову капюшон худи –качество съемки камер хреновое, и такой маскировки должно быть достаточно. Наконец нахожу камеру хранения, оставляю там браслет — не знаю, придется ли еще им воспользоваться.
Жаль, конечно, что в спортзал ход закрыт. Можно было бы вечерком немного покачаться, проверить, сработает ли ускоритель Танит. Вдруг я начну с бешеной скоростью наращивать ловкость и силу? Но теперь появляться в общежитии опасно.
Нахожу компьютерный клуб, арендую ноутбук на полчаса, открываю почту, с которой посылал запрос на участие в ток-шоу. Тарабаню пальцами по столу, пока программа загружается, и ловлю себя на мысли, что нервничаю, ведь больше всего в жизни мне важен положительный ответ, он решит мою судьбу.
Ответа нет. Зато есть письмо от неизвестного адресата. Открываю его: одно-единственное слово «сдохни» и картинка — два скрещенных топора. Оперативно работают ребята.
Тру слезящиеся глаза. Усталость накопилась, картинка перед глазами плывет, я туплю, мне нужно поспать хотя бы два часа перед интервью. Брать гостиницу опасно — придется регистрироваться, и мои данные, скорее всего, сольют. Из знакомых у меня тут только Помпилии, но к ним нужно ехать через весь зиккурат — кучу времени потеряю впустую.
Остается заявиться к Эду, он засвечен не меньше меня, заодно предупрежу его родню об опасности, посоветую отослать парня в Карталонию. И они разбудят меня на интервью.
К улью Эда добираюсь за пятнадцать минут на такси. Сунув руки в карманы, натянув капюшон, иду по тускло освещенной улице внутри зиккурата, и в этой темной кишке чувствую себя как дома, в безопасности. Захожу в нужный подъезд, поднимаюсь на нужный этаж. Нахожу квартиру Эда, звоню, но никто не отвечает.
Неудивительно. Семья, наверное, в больнице со вновь обретенным ребенком.
Собираюсь уходить, но меня останавливает придушенный писк. Замираю, стараюсь даже не дышать, сам не зная, что рассчитываю услышать. Странный звук повторяется. Толкаю дверь, и она с легким скрипом приоткрывается.
Отскакиваю назад, прижимаюсь к стене, инстинктивно хлопая себя по бедру, где обычно находится кобура, но огнестрел на втором уровне запрещен, я безоружен и беспомощен.
Никто не стреляет в меня, не грохочет взрыв. Похоже, в квартире нет недоброжелателей. Перед глазами всплывает текст:
Зафиксировано противоправное деяние!
Или все-таки внутри кто-то есть? Меня в любом случае уже обнаружили. Возможно, ждут, когда войду. Правильнее всего вызвать полицию, но тогда я не предотвращу преступление, а за одно мне идет пять.
Повторяется хрип, доносится возня, кто-то шмыгает носом. Да что ж там происходит? Взбодрившись, включаю мозг, и на ум приходит одно: блефовать. Тарабаню в дверь и говорю:
— Полиция! Немедленно откройте! От соседей поступила жалоба на подозрительный шум!
Снова замираю, но слышится лишь хрип, возня, и никаких посторонних звуков. Собравшись, распахиваю дверь, кувырком ухожу в кухню, хватаю два ножа. С нынешней ловкостью я запросто смогу снять противника ножом, даже кухонным. Но никто меня не атакует.
Бросаюсь в гостиную и едва не поскальзываюсь на крови. Она тут повсюду, даже на потолке брызги. На белой стене — два скрещенных топора. Видимо, эмблема какой-то преступной организации, крышуемой полицейскими.
В середине комнаты на бежевом ворсистом
