Книга Незримые тени - Дея Нира

– Что ты говоришь? Как это понимать?

От потрясения у нее приоткрылся рот.

– Как ты смеешь? Антоний предназначен мне одной, слышишь? И я не позволю какой-то фермерше завладеть тем, что принадлежит мне!

– София, мне жаль.

Она замотала головой. Упругие локоны обвили ее шею.

– Если тебе жаль, то помоги! Он не приближается ко мне близко и запирает дверь, когда ложится спать. Как мне подобраться к нему? Но если ты сделаешь для меня исключение и дашь мне такое зелье, я…

Деметрий вскочил.

– Ты не знаешь, о чем просишь!

Она откинула покрывало, бросилась к нему, трясясь, как в лихорадке, обхватила руками, крепко прижимаясь всем телом. Его лицо очутилось в ее ладонях. Она была сильной, а он слабел, когда она прикасалась к нему или смотрела на него. Сейчас сестра умоляла его о помощи, но ему нельзя поддаваться.

– Молю…

Ее шепот ворвался ему в уши.

– У меня нет никого, кроме тебя…

Ее лицо приближалось к его лицу. Признаки безумия, которые, как ему казалось, отступили, появились снова. Он не был парализован ее волей. Скорее поражен тем, что происходило.

Ее губы прикоснулись к его губам, и вселенная взорвалась у него на глазах.

Время разделилось на «до» и «после». Поцелуй, который должен был подарить жизнь, отнимал ее. Катастрофа становилась неизбежной. Бушующий ураган за стенами дома не мог сравниться с тем, что сейчас происходило внутри Деметрия.

Этого не должно произойти.

Очень мягко он отстранился, глядя прямо на сестру. Непонимание на ее лице сменилось рассерженным выражением.

– Ты, – зашипела она, – гнусный лицемер…

– София, – он едва мог произнести ее имя.

Казалось, будь у нее сейчас нож, она бы вонзила его в брата. Слезы ярости и обиды текли по ее щекам.

– Ты смеешь отталкивать меня сейчас? Ты же хотел этого всю жизнь! Думаешь, я не знаю???

Деметрий застонал, закрываясь от нее руками.

– Не надо!

В ее голосе зазвучало презрение.

– Ты был ближе всех мне, слышишь? Был!!!

– София, прекрати это. Ты не в себе.

Она резко повернулась к нему, чтобы нанести сокрушающий удар, потом еще и еще. Он не пытался оттолкнуть ее, лишь закрывался от нее.

– Трус! Я тебя ненавижу! Убирайся!

Черная тень накрыла ее. Он увидел это. Ее живая, настоящая душа отдалялась от него, словно гонимый беспощадным ветром цветок. Чтобы спасти ее, нужно связать беснующуюся перед ним женщину, обездвижить, погрузить в сон.

Но сейчас он не мог этого сделать.

Непродолжительный поцелуй лишил его способности мыслить и предпринимать решительные действия. Силы оставили его. Нужно скорее уйти прочь, пока не случилось нечто ужасное.

Сестра что-то кричала ему вдогонку, проклиная, но не слова ранили его. Он видел, что ее сущность деформируется. От прежней Софии оставалась лишь оболочка, и пока он не мог придумать ничего, чтобы остановить это.

Ему следует вернуться к ней позже, когда они оба придут в себя. Необходимо успокоиться и подумать, как лучше всего помочь ей.

Горничная замерла у дверей. Герта в страхе закрывала ладонью рот. Деметрий остановился около нее и попросил, чтобы хозяйку не беспокоили какое-то время. Он убедил ее, что Софии нужно побыть одной, и, если понадобится, пусть срочно пошлют за ним, он приедет в любое время.

Буря становилась тише.

Стихия теряла свою мощь и, казалось, готовилась уняться полностью. Проливной дождь почти прекратился. Теперь из свинцовых туч низвергались не струи воды, а падали легкие капли.

Деметрий подумал, что ему бы хотелось, чтобы вода смыла с него ужас и необъяснимую боль, что сейчас бились в нем, как растревоженные птицы. Он не хотел и не мог позволить считать, что сестра потеряна для него.

Он слишком любил ее и даже не был уверен, выражает ли слово «любовь» все то, что он испытывал к Софии.

Деметрий все еще чувствовал смелое прикосновение ее губ. Зачем она это сделала? Показать свою силу над ним? Свое превосходство? Как он сможет целовать свою жену после этого?

Сестра нездорова. Это очевидно. Ее страдания и горечь от крушения иллюзий нанесли удар по психическому состоянию. Конечно, остаться рядом с ней ему хотелось больше всего, разделить с ней потрясение и муку, что терзали ее. Останься он – она бы возненавидела его еще больше, поэтому лучше приехать завтра.

Лишь бы пережить эту ночь!

Не в силах ехать рысью, он пустил лошадь в галоп. Грязь и брызги летели во все стороны из-под копыт. Деметрий поехал в объезд. Ему не хотелось возвращаться домой прямо сейчас. Нужно время, чтобы все обдумать. Кошмар того положения, в котором он очутился, не позволял размышлять здраво.

Но ведь он все понимал! Знал, в чем причина его тоски, но не мог помочь себе, будто на него наложили тяжелое черное заклятие, которое потеряет свою силу только в одном случае.

Смерть.

Иногда он думал о ней как об избавлении от мук.

Только это было не его время. Ему предстояло совершить нечто очень важное, связанное с жизнью других людей.

Болезнь

Когда в небольшом городке что-то случалось, об этом довольно скоро становилось всем известно.

И не столь важно, происходил ли разговор в доме, где жили в достатке или в самой бедной лачуге, сплетничали об этом тетушки из высшего общества или простые лавочники. Важно лишь то, что об этом говорили, обсуждали.

Нравы здесь царили строгие (во всяком случае, так считалось), и в открытую никто не поощрял супружескую измену или недостойное поведение. Провинившийся мог быть изгнан из всех лучших домов и лишен внимания общества.

Сплетницы и сплетники всех возрастов радостно предвкушали невероятный скандал, который наметился в семье Антония по нескольким причинам.

Удар был нанесен по самолюбию Софии, которая все еще считалась здесь самой красивой женщиной. И тем приятнее было ее завистникам. Они будто говорили: посмотрите, что случается с такими, как она! Красота не смогла уберечь ее от жестокого разочарования. Вот и поплатилась за гордыню.

Кто-то язвительно подмечал, что будто видел Софию навеселе, снисходительно добавлял, что яблочко от яблони недалеко падает, намекая на старого смотрителя и его пристрастие к рому.

Кто-то осуждал Антония, но, впрочем, не слишком громко. Все-таки он мужчина, ему позволялось куда больше. Видимо, София забыла свои обязанности жены, гордая кокетка, вот он и засмотрелся на сторону. Но даже если муж неприлично ведет себя, она не должна показывать, что уязвлена. София, в первую очередь, обязана думать о своих детях.

Муж перебесится и вернется в семью. Так было всегда. Ее удел – принять и простить его.

Вместо этого ее замечали на увеселительных прогулках в сомнительных компаниях, с обилием косметики на лице и в платьях с глубоким декольте. При этом, как шептались, она была явно не в себе, демонстрировала перепады настроения: от истерического смеха до горьких драматических слез.

Некоторые из мужчин, отвергнутые Софией, теперь испытывали удовлетворение.

– Это все Божий