ударил с ноги того по рёбрам, отчего враг вмиг захрипел и скрючился от ужасной в боку боли. Ибо волонтёр сил не пожалел — для такого-то гостя, решившего свою компанию явить в данный час. Не сам, конечно, а с лёгкой руки милой Юли — но это меняло немногое. Данный синопсис никак не скажется на сюжетном разветвлении, где одни персонажи пойдут по пути дальнейшего подъёма, а вот другой всё — отыграл свою роль.
Осталось только последнее — узнать, где бандиты прячут Орфея. Печенег об этом знал точно, покуда в ладах с Гарсоном был.
— Кха-кха…! В-вас найдут и порежут… с-суки…!
— Ты думаешь, меня или моих товарищей это парит? — мрачно спросил Хог, не без злости съездив кулаком по челюсти гада. — Я один вас раскидал, как щенков, а теперь мой тыл прикрыт.
— Выделывайся, выделывайся, грёбаный урод! Всё равно вам не жить! Мои пацаны ваши бошки отрежут и на колья посадят! А вашу бабу мы по кругу пустим, чтоб, твою мать, знала, каково это — у нас на пути становиться. Чё, думаешь, трусливого нашёл, э?
Удар в печень заставил Печенега снова от боли скрючиться, лишиться на какое-то время возможности ровно дышать. Хога от ярости аж затрясло.
— Братан?
— Всё норм. Пока норм, — ответив Эсу, Лимит вернулся взглядом к Печенегу. — Короче, ты, петух общипанный. Будешь стелить по теме — и можешь валить на все четыре стороны. А начнёшь быковать — так я тебе нож меж яиц засуну.
— Ой, а ты можешь, тёлочка? — в ответ гнусно осклабился бандит. — Ты с виду типа такой грозный, а на деле очкун голимый.
Удар. Враг снова кашляет.
— Куда вы дели Орфа? Отвечай, живо!
— Пошёл в жопу! Снова удар. Опять кашель.
— Говори, козёл, не то в натуре на нож посажу.
— Мы вас всё равно, тварей, вырежем всех… Кха-рх!
— Где. Наш. Товарищ? — повторил вопрос злой Хог. — Слышишь, козёл, я ж так до утра могу тебя метелить.
— А мне плевать, курица ты общипанная! Я уж лучше здесь кони двину, чем меня потом босс в задницу драть будет! — огрызнулся Печенег и плюнул в Лимита. Попасть не попал — тот благодаря скорости уклонился, — но получить в очередной раз по морде получил.
Волонтёр продолжил бить бандита, но мысленно пришёл к выводу безрезультатности сего. В пытках он был не силён, ибо никогда этим не занимался. Жестокость тоже не его конёк. Можно долго избивать Печенега, но надолго ярости Хога не хватит. Вскоре парень остынет, и человеколюбие возьмёт над ним верх. Печенег, видно, чувствовал это, потому и был таким смелым. Он явно понимал, что Хог в попытках ответы получить далеко не зайдёт. Не того профиля персонаж, к сожалению (к счастью).
— Говори!
— Отсоси мой хрен, мудак! — заржал, как конь, Печенег.
— Щас ты его потеряешь! — зарычал Хог.
И… остановился. Достал нож-бабочку, раскрыл, устремил острием в пах врага — и всё. Бандит, завидев нерешительность солярного охотника, расхохотался ещё пуще прежнего. Ведь об этом речь и шла выше: Хог неспособен кого-либо мучить. Одно дело — убить во время битвы, и другое — пытать. Ещё недавно Лимита трясло от той жестокости, с которой Элли прикончила болотную ведьму. Помните ведь? Так вот, здесь аналогичная ситуация, только роль палача легла на плечи молодого Абсолюта Скорости. Как быть? Рука дальше не идёт, хоть убей. Несвоевременная доброта не позволяет ей двинуться вперёд, чтобы привести вердикт Хога в исполнение.
Он не сможет. Совесть не даст ему пойти наперекор человечности.
Эс, закатив глаза, вздохнул. Всё это время он стоял рядом и наблюдал за происходящим.
— Ну, чё? Перед кем петушился-то, быдло? Перед своими гмурами? Я ж говорю: ты — очкун голимый, — хмыкнул Печенег. — Ходишь тут, понты кидаешь, из себя невообразимого строишь, а как до дела доходит — так сразу ливаешь. Тоже мне, охотник! Кузня в тыщу раз способнее тя будет.
— Ладно, братан, закончим на этом. Видно же, что хлопец ничего не знает. Такие, как он, обычно в подсосах хотят: шишки сверху им ничего не докладывают, — Эс заговорил неожиданно, чем привлёк внимание товарища и врага.
Хог округлил глаза, когда пирокинетик ни с того, ни с сего дыхнул огнём на верёвку. Сие действо позволило Печенегу упасть на землю, обретая внезапную свободу.
— Типа чё это значит, гнида? — возмущённо вопросил он у Корта.
— Это значит, что ты должен отсюда валить, — невинно плечами пожал Эс, ещё больше шокируя всех своей неординарностью. — Не, ну а как? Ты нифига не знаешь, а мы не можем кого-либо пытать. Нахрен ты нам нужен тогда?
— Ты… ты щас серьёзно? — у Хога аж глаз задёргался. Он откровенно не понимал, как можно расценивать данное действие.
Печенега происходящее тоже изумило. Но бандит, в отличии от Лимита, замирать не стал. Резко подорвался — и бросился стремглав в лес.
— Стой, братан, не нервничай, — рыжик положил ладонь на плечо друга, собравшегося догонять врага. — Ты мне всю малину запоганишь.
— Какую, чёрт подери, малину? Ты… ты нахрена его отпустил? Мы же…
— Ночь шикарная, не так ли?
— Чего?
Эс блаженно улыбался, не без наслаждения втягивая носом запах ночного леса. Он вскинул голову и устремил взгляд на Луну. Сегодня она была полной и белее обычного.
— Братан, Юлька, поди, скучает. Сидит одна в машине, тоскует. Пойди, что ли, развлеки её. Вы же с ней вроде как парочка по расчёту, хе-хе.
— Ты…
— Не ходи за мной в лес.
Хог насторожился. Несмотря на привычную улыбчивость и весёлость, что-то в голосе Эса было предостерегающим. Это не просто просьба, даже не мольба. Скорее, опосредованный намёк на возможные плохие последствия, ежели Лимит решит за ним пойти. Об этом говорили глаза пирокинетика, резко ставшие красными, со вспыхнувшими в них хищными жёлтыми зрачками; улыбка, в малой части обычная, но в большей степени кровожадная, и усилившийся жар, исходящий от рыжика.
Эс, клокоча, уверенно двинул к лесу на своих двоих и вскоре в нём исчез. Хог не стал за ним идти. Он развернулся к отправился к Юле.
***
К моменту появления Лимита Сахарова уже успела переодеться и сейчас стояла возле машины со скрещёнными на груди руками. В этот раз, правда, на её плечи была накинута чёрная мастерка: девушке было немного зябко из-за ночной прохлады.
— А где…?
— Там, в лесу, — ответил Хог. — Мне велел сюда топать.
— Ясно, — вздохнула Юля.
И… всё. Никаких дополнительных вопросов, никакой реакции. Немного поглазела на него — и отвернула взгляд в сторону, отчего на душе парня стало невыносимо. Он,
