Наверно и выгнала бы. Да только когда результаты ее анализов пришли, она остыла.
Сели на кухне над бумажками этими, и обе непониманием что делать. И откуда она только берётся онкология эта?
— Спасибо, — выдавливает вдруг.
А я на неё взгляд недоуменный поднимаю.
— Хоть из-за твоей дурости успею правнука понянчить.
И заплакала. И я заплакала. У меня же кроме неё никого больше не осталось. Сколько бы не было между нами непонимания, она — самый родной мой человек.
Понянчить так и не удалось. Смотреть — смотрела. А подниматься с кровати уже не могла.
Так у меня получилось сразу два ребёнка: стар и млад.
Так что про Костю и вспомнить некогда было. Разве что ночами. Когда плакала в подушку, обнимая его чертов шарф, задыхаясь в безмолвном крике…
— Ну, рассказывай, Барсова, — врывается в мое сознание голос Олеси, уже не кажущейся мне такой дружелюбной. — Что там малым в итоге? Аллергия или все-таки ветрянка?
Девушки уже закончили обед, тогда как я так и не притронулась к своей порции.
— Аллергия, — кивает София Барсова, дожёвывая. — Новая домработница по незнанке добавила кондиционер для стирки к его одежде. Вот его и высыпало. Бесит! Не понимаю, чем Костю предыдущая не устроила? Он дома день через день появляется, но влезть обязан.
Вздрагиваю, услышав до боли знакомое имя.
— Кстати, как там наш ректор поживает? — заговорщически шепчет Олеся. — Он случайно не планирует завтра ректорских стипендиатов объявлять?
— Да откуда я знаю! — возмущённо восклицает София. — Он уже несколько дней домой не заявлялся.
— П-прост-тите, — поднимаюсь со стула, чувствуя, как ноги подкашиваются. — Мне п-пора.
Пячусь, едва, не путаясь в ногах. Разворачиваюсь и, стараясь не бежать, выхожу из столовки.
Туда, где Костя не предаёт. Не пытается сделать меня своей любовницей. Туда, где он только мой. Туда, где у моей малышки может быть этот бесценный негодяй — папа…
Такого места нет. Значит, по крайней мере, я должна сбежать от него!
Глава 8
КОНСТАНТИН
Послушав в трубке длинные гудки, сбрасываю звонок.
Не берет. Наверно ужинают мои девочки.
Быстро стучу пальцами по экрану смартфона:
«Я вас люблю. Позвони перед сном. Я соскучился», — отправляю сообщение.
Вылезая из машины, засовываю телефон в карман. Направляюсь к дому и ёжусь от неприятного порыва ветра. Или это нервное уже.
Постоянно словно в предвкушении чего-то нехорошего. Сам ведь виноват. Сам засунул себя в такие обстоятельства. Придётся разбираться.
— О, ну здравствуй, заблудшая душа! — с порога меня встречает недовольный голос Сони. — Если опять собрался сваливать, то хоть с малым в этот раз поздоровайся. А то в прошлый раз улетел, что он и выйти не успел.
— И тебе доброго вечерочка. Сегодня задержусь.
— Тема, ужин! — кричит Соня.
Слышу топот маленьких ножек, и из комнаты тут же выскакивает маленький проглот.
— Ну, ты-то у нас вечно голодный, — улыбаюсь мальчугану.
— Ты пришёл! — восклицает он, и бросается в мои объятия. — Пошли кушать! А то я с самого обеда ничего не ел.
— Ох, бедняга! И как ты только протянул, — усмехаюсь я, и иду с ним за руку в столовую.
София сразу усаживается за стол, в ожидании, пока ей все подадут.
Невольно представляю, как бы мою просторную кухню-столовую под себя оборудовала Лера. Наверно она бы работала ещё продуктивнее и заполонила бы вест дом своими статуэтками. При этом умудрялась бы и готовить сама. Пусть даже пресловутые макароны. Я бы из ее рук и камень съел.
Хотя зачем заставлять кухню? Я бы ей мастерскую организовал.
— Чего ухмыляешься? — недовольно выдавливает Соня.
— Ничего, — отмахиваюсь я, и мы просто продолжаем молча есть.
Разговоры не в чести в моей семье. Не то, что шумное застолье в небольшой квартирке на другом конце города.
— Дмитрий Николаевич, здравствуйте, — слышу, как в коридоре кухарка приветствует папу.
— Отец пришёл? — шипит Соня.
— Да, у меня к нему разговор есть.
— Почему ты не предупредил? Да и вообще, нельзя было у него встретиться? Ты же знаешь, что он меня до сих пор недолюбливает… — замолкает, когда отец появляется в дверях.
— Приятного аппетита, — невозмутимо строго говорит он. — Костя, заканчивай, жду в кабинете.
— Да я не голоден, — отодвигаю стул и выхожу из кухни вслед за отцом.
Едва разлепив глаза, нащупываю телефон. Лера так и не перезвонила.
Поднимаюсь с кровати и иду в душ. Пока чищу зубы, успеваю дважды набрать ее номер. Не отвечает.
Начинаю волноваться. Они ведь в порядке? Вроде я не слишком рано. Они уже должны быть в саду.
Быстро одеваюсь и спускаюсь на первый этаж. Соня носится как угорелая, как всегда всюду опаздывая. Темка в прихожей ковыряется с кроссовками.
— И зачем было покупать со шнурками, если некому их завязывать, — бормочу я, опускаясь на присядки перед ребёнком. — Давай эти отложим, и возьмём другие?
— Нет, — возмущается Тема. — Мне эти нравятся!
— Упертый, как мама, — вздыхаю я.
Хорошенько расшнуровываю кроссы. Подхватываю маленькую ножку, и обуваю вредного сорванца. Он подтягивает джинсы, заворожённые наблюдая, как я умело управляюсь со шнурками.
Мой взгляд цепляется за пятно на его щиколотке. Синяк? Где-то я подобное видел. Подтягиваю ногу ребёнка к своему лицу и пристальней вглядываюсь в странные очертания. Будто капелька. Довольно бледна, но все же заметная.
В душу закрадывается подозрение, но все же:
— Сонь, а это что у Темы на ноге? — кричу я.
Она всего на секунду выглядывает из кухни с кружкой кофе, и, спрятавшись обратно, кричит в ответ:
— Так родимое пятно же. Единственное наследство от бессовестного деда!
— У папы такое есть?
— А ты и не в курсе, что у родного отца родимое пятно есть.
— Как-то не было надобности подобным интересоваться, — бормочу я.
Поднимаюсь на ноги и выхожу из дома.
Ранее осеннее солнце, слепит глаза. Щурюсь, проглатывая ком застрявший в горле. Неторопливо подхожу к машине. Усаживаюсь на водительское сиденье.
Моя. Ксюшка моя. Как же так, Лерочка? Почему же не сказала? Сейчас и тогда? Почему не позвонила мне и не высказала в сердцах, какой я козел ей ребёнка заделал, а сам в свою Москву укатил?
