— Я буквально сегодня утром рассказывал сыну, с каким упорством вы пытались найти сведения о своем друге. А вы с тех пор бывали в Германии?
— Нет, не был.
— Поразительно, мистер Скотт, если учесть ваш род занятий.
Брайан не ответил.
— Надеюсь, мистер Скотт, я вас не расстроил, когда стал ворошить прошлое?
Уилкенсу казалось, что он знает ответ, но он ошибался. Встреча окончилась еще до того, как часы пробили полчаса. Посетителям нужно было разрешение на производство по лицензии Брайана. Они его не получили. Только ничего не значащие обещания. Запрос передали на рассмотрение Кену Фоулсу, ассистенту мистера Скотта. Казалось, отец и сын расстроились.
Они ожидали большего.
Теперь «Пэлл-Мэлл» без фильтра для Брайана стали редкостью.
Он поднял воротник пальто, хотя было тепло. Прислонившись к стене, разглядывал киоск. Увеличивался поток людей, шедших со станции «Элефант-энд-Касл». Обеденный перерыв кончился.
— Миссис Шустер, я сегодня уже не вернусь, — предупредил он секретаршу.
Такое на него было не похоже. Лорин тут же начнет подозревать неладное. Хоть супруга никогда не проявляла интереса к его перепадам настроения и взбрыкиваниям, она обладала одним необъяснимым качеством: она всегда знала, когда в их тихую гавань вторгались проблемы. И когда она, прислушиваясь к интуиции, позвонит в контору, миссис Шустер не сможет скрыть удивления. Лорин много чего умела. И по этой причине могла поставить себе в заслуги немалую долю успехов Брайана. Без нее он потонул бы в душевных муках и жалости к себе.
Вполне обыкновенная, простая девушка из Уэльса — она улыбнулась ему и не сдалась, когда он не улыбнулся в ответ.
После падения в британском госпитале она обратила на него особое внимание. Звали девушку Лорин Мур. Густые волосы она стягивала в пучок на затылке. Долгое время он раздумывал, что же там внутри. Иногда пучок казался мягкой подушечкой. А порой — клубком проводов.
Война забрала восемь ее ближайших родственников. Один брат умер в больнице у нее на руках — и на глазах у Брайана. Двоюродные братья и два родных, дядя, а еще отец, о котором она всегда говорила с грустью во взгляде. Она знала, что такое тоска, и не мешала тосковать Брайану. Важной частью ее характера была способность понимать, что нужно жить дальше и с уважением относиться к прошлому.
Именно это — и многое другое — Брайан в ней любил.
Но за это пришлось заплатить: Брайан оставался один на один со своим прошлым, кошмарами, пережитыми событиями и печалью. В гости к Тисдейлам они никогда не ходили. Несмотря на то что семьи жили всего в нескольких улицах друг от друга, Брайан никогда не упоминал о Тисдейлах и том, что с ними случилось. Таким образом, Лорин оставалась при своих мыслях, а Брайан — при своих.
Внешний мир она, напротив, понимала даже очень хорошо — справлялась за двоих.
— Брайан, ну зачем тебе думать о диарее и кишечной непроходимости у богатеев, если тебе не хочется этим заниматься? — Так много лет назад она начала новую эпоху в их жизни. — Они же всегда на тебя злятся, когда ты запрещаешь им дорогой шоколад, сигары и крепкий алкоголь, — просто сказала она и со смехом признала: есть риск, что впредь им придется жить скромнее.
Меньше чем через неделю Брайан выставил практику на продажу.
Поначалу исследования не приносили дохода, но Лорин ни разу не пожаловалась. Наверное, в глубине души она была уверена: если понадобится, им поможет мать Брайана. Но без Лорин будущее оказалось бы другим.
И наконец пришел успех — настоящий успех.
— Ой, папа! — вздыхала его дочь, когда он наконец обосновался в Лондоне. — Контора в Ламбете? В такой квартал никто просто так не заглядывает. Почему не Тюдор-стрит или Чэнсери-лейн?
Очаровательная, непосредственная Энн активно интересовалась легкой атлетикой, в особенности длинноногими спортсменами противоположного пола, что неизбежно означало: параллельно с исследованиями и бизнесом он все еще практиковал — и на протяжении многих лет применял свой богатый опыт на благо спорта.
Диета и лечение острых желудочных расстройств. Когда проблемы со здоровьем касались живота, спортсмены обращались к нему, а не к федерациям или специалистам с Харли-стрит.
В общем, славная жизнь.
Брайан закурил еще одну «Пэлл-Мэлл» и вспомнил, какие желтые пальцы были у Уилкенса во время допросов. Сам он тогда не курил. Он сделал глубокую затяжку. Уилкенс пришел именно сегодня — какое-то сверхъестественное совпадение.
Со своим прошлым он сталкивался максимум несколько раз в год. Кошмар сегодняшней ночи его еще не отпустил. Хоть сны ему снились разные, суть у них всегда одна и та же. Он предает Джеймса! В последующие дни появлялось чувство стыда. Если оказывался на работе, то шел в Имперский военный музей — от конторы надо было пройти всего несколько сотен метров — и тонул в том, что там видел. На фоне огромного количества лишений и страданий личные беды казались непростительно мелкими. Столетия ошибок и пролитая кровь сотен тысяч людей — вот что символизировало собой монументальное бахвальство этих зданий.
Но сегодня он этого не вынесет.
Вчера вечером ему домой в Кентербери позвонили делегаты Национального олимпийского комитета — просили его поработать консультантом медицинской бригады на Играх в Мюнхене.
Вот ему и приснился кошмар. Он годами отказывался от любых приглашений, предполагавших поездку в Германию. Отметал все, что могло поворошить печальные события. Все его попытки разузнать побольше о том, что произошло много лет назад, кончались одинаково и не приносили результатов. Джеймс умер.
Так зачем снова себя мучить?
И вот в течение нескольких часов — приглашение, кошмар и визит Уилкенса. На этот раз комитет дал ему на раздумья восемь дней. До открытия Игр еще целый месяц. Четыре года назад он в качестве консультанта по острым желудочным расстройствам ездил на Игры в Мехико — тогда времени на раздумья было побольше.
Харпер-роуд, Грейт-Саффолк-стрит, Кат. В городе повсюду кипела жизнь, по нему словно проносился безумный ураган.
Брайан ничего не замечал.
— Ты хочешь сказать, что шлялся в такую погоду в такой одежде, да еще в Саутуорке, потому что раздумывал, ехать ли тебе в Мюнхен? Да, Брайан? И что здесь такого особенного? Можно было и дома подумать.
Еще одна капля, и из чашки Лорин перельется чай.
— Конечно, я бы попыталась тебя отговорить. Но тебе ведь этого все равно не избежать, правда?
— Ну да.
— После Мехико я этих дискуссий вести не хочу.
— Дискуссий?
Брайан посмотрел на нее. Она ходила в парикмахерскую.
— Слишком жарко, слишком много людей. Расписание дурацкое.
Она заметила его взгляд. Брайан опять отвернулся.
