Книга Кровь на эполетах - Анатолий Федорович Дроздов

и направились в Вильно. В своем времени я бывал в нем, и ожидал увидеть если не знакомую столицу независимой Литвы, то ее уютный центр с костелами, дворцами знати и прочими красивыми зданиями. Нет, они никуда не делись, но Вильно встретил нас занесенными снегом улицами, бредущими по ним людьми в лохмотьях и валяющимися у стен домов мертвецами.

– Что тут творится? – спросил я будочника, указав на идущий навстречу обоз из повозок, груженных трупами. Вели его солдаты в форме артиллеристов[69].

– Чума! – коротко ответил он.

Твою мать! Запамятовал. Французы, покидая Вильно, оставили здесь десятки тысяч больных чумой солдат и офицеров. Большинство из них умерли. Поскольку хоронить в мерзлой земле затруднительно, да еще в таком количестве, трупы вывозили за город, где складывали в штабеля до потепления. Повезло с командировкой!

Не мудрствуя лукаво, я направился к дворцу генерал-губернатора. Где ж еще мог остановиться царь? Дворец по нынешним временам огромный, места много. Выглядел он, конечно, не так нарядно, как Президентский в моем времени, но силуэты построек узнаваемы. На площади перед дворцом горели костры, у них грелись караульные. При виде нас они сняли ружья с плеч, но целиться не стали – обозначили намерения.

– Кто такие? – спросил подошедший к нам гвардейский унтер-офицер.

– Командир первого батальона Лейб-гвардии Белорусского егерского полка капитан Руцкий с денщиком. Прибыл по повелению его императорского величества.

– Лейб-гвардии Белорусский? – удивился унтер. – Не слыхал о таком.

– Образован неделю назад указом государя. Позови кого-нибудь из офицеров.

– Ждите здесь, – сказал унтер и направился в кордегардию[70]. Обратно вернулся с молоденьким офицером. При виде его я спешился.

– Гвардии подпоручик Пущин, – поднес офицер руку к киверу. – Лейб-гвардии Московский полк. С кем имею честь?

Я представился, достал из сумки сопроводительную бумагу и протянул ему. Он взял и пробежал глазами.

– Никаких указаний на ваш счет, господин капитан, я не получал, – сказал, покончив с чтением. – Потому пропустить не могу, да еще с лошадьми, – он улыбнулся. – Не желаете ли подождать в кордегардии? Отогреетесь в тепле. Я тем временем схожу и справлюсь у начальства.

– Благодарю, господин подпоручик, – кивнул я. – Моему денщику место найдется? Оба намерзлись.

– Раз он тоже гвардеец… – пожал плечами Пущин. – Следуйте за мной.

Мы подошли к зданию с колоннами, примыкавшему к дворцу слева. Выскочивший из дверей солдат принял у меня повод лошади, и они вместе с Пахомом отправились куда-то устраивать коней. Мы же с Пущиным вошли внутрь. Подпоручик отвел меня в комнату, где на стульях за столом сидели двое юных прапорщиков. Завидев нас, они вскочили.

– Вольно, – махнул им рукой Пущин. – Гвардии капитан, – слово «гвардии» он выделил интонацией, – побудет здесь, пока я справлюсь о нем у начальства. Раздевайтесь, господин капитан, – сказал, повернувшись ко мне. – Ждите. Я постараюсь скоро.

Он повернулся и вышел. Я снял шляпу и примостил ее на стоявшую справа от порога вешалку. Затем расстегнул пуговицы и стащил шинель, повесив ее рядом. Повернулся к прапорщикам. Они, не сговариваясь, уставились на крест на моей шее.

– Ого! – не сдержал восклицание один из них. – Георгий третьего класса! Простите, господин капитан, – добавил, смутившись.

– Ничего, господин прапорщик, – улыбнулся я. – Понимаю ваше удивление. Такой орден у обер-офицера – редкость.

– Позвольте отрекомендоваться! – вскочил восклицавший: – Князь Голицын Александр Петрович.

– Граф Толстой Петр Аркадьевич[71], – встал второй.

– Капитан гвардии Руцкий Платон Сергеевич, – кивнул я. – Командир батальона Лейб-гвардии Белорусского егерского полка.

– Не слыхал о таком, – удивился Голицын. Толстой кивнул.

– Преобразован указом государя из сорок второго егерского, – пояснил я, проходя к столу и размещаясь на свободном стуле. – В знак великих заслуг перед Отечеством. Присаживайтесь, господа.

– И чем вы отличились? – поинтересовался Голицын, в свою очередь опускаясь на стул.

– Убили Бонапарта.

– Так это вы? – выпучил глаза Толстой.

– А еще отстояли Малый Ярославец, – добавил я. – Одним батальоном против корпуса. Не позволили французам навести переправы до подхода наших войск. За то государь и пожаловал мне орден, – я коснулся креста на шее. – Георгий четвертого класса у меня к тому времени уже имелся. Получил за Бородино.

У прапорщиков отвисли челюсти. Вот так, мальчишки! Это вам не титулами козырять.

– Расскажите, господин капитан! – выдохнул Голицын.

– О чем? – поинтересовался я. – О сражении под Смоленском и в самом городе? Или о битве под Бородино, где стояли на Семеновских флешах? Жаркое было дело. Или об уже упомянутом Малом Ярославце? О диверсиях нашего летучего отряда на пути к Смоленску? Мы тогда лишили неприятеля пятидесяти орудий. Я полгода в непрерывных боях и сражениях, видел и испытал многое.

Прапорщики переглянулись.

– Про Бонапарта! – решительно сказал Толстой.

– Что там рассказывать? – пожал я плечами. – Встали в засаду у дороги, дождались кортежа Бонапарта и выпалили из пушек и ружей. Тут узурпатору и конец пришел. Забрали его мертвое тело и отвезли в Оршу.

– И все? – удивился Голицын. – Неприятель так просто позволил?

– Нет, конечно, – кивнул я. – Пришлось пострелять немного. После погоню за нами отрядили – полк кавалерии. Мы его пушками и ружейным огнем встретили. Правда, пришлось трудно. Повезло, что казаки на помощь подошли. Так что я теперь перед вами, а французов, полагаю, уже снежком замело.

– Вы немногословны, господин капитан, – вздохнул Голицын, – как и наш подпоручик. Николай Николаевич, в отличие от нас, успел повоевать. Дрался под Бородино, был ранен в ногу, получил золотую шпагу с надписью: «За храбрость». Но рассказывает о сем мало.

Дверь в комнату отворилась, и вошел Пущин. Прапорщики вновь вскочили.

– Сидите, господа! – махнул им подпоручик и сказал мне: – Разузнал о вас, господин капитан. Сегодня не примут, его величество занят. Велели приходить завтра к семи часам вечера. Светлейший князь Кутузов дает бал в честь дня рождения государя, вы приглашены. Бал начнется в восемь, вот до него и примут.

– Благодарю, господин подпоручик, – кивнул я и встал. – Не подскажете, где тут можно найти квартиру или снять комнату?

– С этим трудно, – покачал головой Пущин. – В городе много войск, да еще из Петербурга понаехали, – он сморщился. – Гостиницы и постоялые дворы переполнены, за квартиры просят немыслимые деньги. Разве что в зачумленных домах, но я бы не рекомендовал.

Самой собой. Не хватало еще подцепить заразу. Чума в этом времени не лечится.

– Что же делать? – расстроился я. – Не в поле же ночевать?

– Если не боитесь тесноты, могу предложить разделить со мной комнату, – сказал Пущин. – Она невелика, но весьма уютная и теплая. Для меня честь приютить человека, убившего Бонапарта.

Ага, уже знает.

– Благодарю, – кивнул я. – Непременно воспользуюсь. Кстати, господа, предлагаю без чинов. Меня зовут Платон Сергеевич.

– Николай Николаевич, – улыбнулся Пущин.

– Каковы наши