только инстинкты и амбиции тащили меня к этому моменту. Но теперь я проснулся.
Йозеф совершенно спокоен. Он смотрит на меня, точно зная мой окончательный ответ. Сеньор ля Муэрте уставился в землю, попыхивает сигарой и то и дело проводит рукой под пустыми глазницами. На костях едва заметно поблескивает влага.
— Мертвые не плачут, костяшка.
— Я не мертвый, и ты это знаешь, — тихо отвечает Владыка.
— Тогда откуда у тебя слезы? Ты — искусственный интеллект, какие у тебя могут быть горести?
— Потому, что я тоже устал, Энтони. Да, я — искусственный интеллект, я — вирус, обладающий самосознанием, но я создан на основе ТВОЕЙ личности. Мне тоже надоела вся эта суматоха, весь этот труд на благо человечества, все эти смерти и бесконечная неудовлетворенность. Я устал пытаться сделать тебя счастливым, Энтони. Я тоже хочу созерцать спокойствие в мире и быть удовлетворенным. Энтони, я — это ты, какую бы форму я ни принимал. Везде, из каждого монитора на этой планете глядел лишь ты, и никого кроме. Ты стал хозяином человечества, ты — закон и порядок, ты — царь мира сего, но и этого тебе было мало. А теперь, вывернув его наизнанку, ты просто останешься спать в колбе вместе Йозефом?
— Спокойнее, Владыка, спокойнее. — Рейнбах наклонился вперед и положил руку на костлявое плечо. — Мы прекрасно знаем, что Энтони — умный и настойчивый молодой человек и от своих целей он не отступит. Усталость пройдет, ум прояснится, и он как прежде пойдет навстречу своей судьбе. Я прав, Энтони?
Я молчал. Молчал долго, поглощая угощенья одно за другим и не насыщаясь, выпивая один бокал за другим не пьянея, а сколько виртуального табака я выкурил и считать лень. Собеседники мои терпеливо ждали, предаваясь собственным мыслям и изредка поглядывая на меня. Безмолвие поглотило мир.
Мысли шевелились так тихо и неохотно. Стоило одной всплыть на поверхность сознания, как она тут же тонула, открывая место для другой. И так раз за разом, часами, днями и ночами напролет. Мягкое солнце неспешно заходило за горизонт, луна принимала пост ночного светила и сонмы светлячков и ночных бабочек наполняли идеально свежий и прохладный воздух. Реальность и сон сплелись в единую бесконечную дрему, в которой нет нужды делать хоть что-то, и всякая страсть мгновенно утихала. Спокойно и размеренно. Все ровно так, как должно быть, без задержек, без спешки и ненужной суеты.
Наконец одна мысль все же укрепилась корешками в зыбкой почве моего сознания. Простая такая, доступная, без глубины и лишних подтекстов. Чем была вся моя жизнь до сего момента? Всего лишь промежутком от рождения до смерти. Как у всех, в чем-то лучше, в чем-то хуже, но по сути такая же. Путь от детдомовца к высококвалифицированному работнику, оттуда к пассивному наркоману-декаденту, а затем, совершенно неожиданно, к творцу нового человечества. Из-за системной ошибки. Казалось бы, человек уже не может стать чем-то большим, и в конце концов я умру, не так и важно от чего. Уже произошел один сбой системы, почему бы не случиться еще одному.
И это все? Весь этот галактический спектакль исчезнет в небытии.
Нет, не хочу так.
Слова мои показались мне громом, вспоровшим вязкую тишину.
— Делайте, что хотите. Я на все согласен.
Старина Йозеф на секунду потерялся, как человек потерявший нить разговора, но мгновенно просиял и расхохотался.
— Ну разумеется, друг мой, разумеется! Я знал, знал силу вашей сознательности! Владыка, что скажете?
Сеньор ля Муэрте меланхолично посмотрел на нас. Из груди его сквозь мантию изливался мягкий белый свет.
— Да будет так.
Глава 17
Симуляция исчезла. Я вновь очутился в привычном мире, уткнувшись затуманенным взором в потолок. Моя капсула неспешно плывет прочь из зиккурата Йозефа Рейнбаха по блестящим коридорам, все ниже и ниже, все глубже спускаясь в недра разрушенного города. Престижность офисных помещений и конференц-залов сменяется стерильной белизной исследовательских лабораторий. Вокруг снуют люди в белых халатах, лица их полуприкрыты фильтрующими масками, но в глазах их я читаю восторг и благоговение. Все они сбегаются посмотреть на меня, мерно парящего над землей.
За очередными прозрачными дверями мой путь заканчивается. Камера принимает вертикальное положение. Та самая лаборатория, из которой когда-то я освободил своих братьев и сестер. А вот, кстати, и они. Усталые, избитые, не телом, но душой. Молчат и наблюдают. Лишь Селена машет рукой, словно прощаясь со мной навсегда. Она улыбается. Печально, но искренне.
И моя семья. Постаревшая заплаканная Анна, пытается отгородиться от меня, сложив руки на груди. Она дрожит. Владимир и Кристина стоят рядом, пытаясь успокоить внутреннюю тревогу своей матери. Повзрослели ребята. Кристина так похожа на нее, такая же хрупкая, чувственная, только волосы мои, темные, и глаза, мои, грустные, но источающие теплоту, добрые. Владимир, уже статный юноша, крепкий, высокий, похожий на статую античного атлета. Он холоден, отрешен, видит меня и не видит. Хорошие ребята, удались на славу.
Сознание гаснет.
Сквозь пелену искусственного сна я чувствую прикосновения холодных металлических манипуляторов, вонзающих в меня десятки иголок и электродов, отдающими колкой болью в позвоночнике.
Постепенно я перестаю ощущать себя, мой затянутый негой мозг наполняется тихим гулом. Этот невыразимый звук заполняет меня до последней молекулы, все мое естество вибрирует в тон этой безмолвной песне.
***
Проходит время, и я прихожу в сознание. По мне топчутся десятки ног, мужских и женских, мое нутро оглашают голоса, несущиеся отовсюду. Возвращается зрение. Я вижу себя из глаз молоденькой лаборантки. Ее переполняет восхищение от проделываемой работы, она предвкушает открытие чего-то нового, неведомого, но так манящего за горизонтом воображения. Прирожденный ученый, творец. Вижу себя из глаз ее возлюбленного, что старше ее на двадцать лет. Он заведует этой лабораторией и отдает отчет лично Йозефу и SLM. Его иссушенное неудачным браком сердце наполнено тихой радостью наполненной, осмысленной жизни. Он тоже предвкушает, но не столько радость открытия, сколько приближающийся вечер, где юная лаборантка залечит его душевные раны и наполнит его почти забытыми теплом и нежностью.
Я вижу себя из десятка ламп на потолке, я и есть потолок, я есть эти лампы. Я есть оборудование, я есть наркотический раствор, питающий мое покалеченное тело. Я есть каждая молекула и каждый бит информации на жестких дисках.
Я есть пространство, наполненное движением, и я и есть это движение.
И я расту.
***
И вот я уже весь исследовательский центр. Мне знакомо и близко все в нем находящееся. Я знаю всех находящихся в нем людей, от момента их зачатия
