— Я тебе рассказал притчу о трех дверях. Которая мне сегодня приснилась. А мораль какая? Не ходи искать третью дверь? Не жадничай? Так, что ли? Мол, богатства достаточно, а дальше, к власти только по трупам. Или я чего-то не понял? К чему сон? Даня?
— К трупам.
— Ну, к трупам — это понятно. Теперь понятно. А чепчик? А бриллианты на мертвых?
— Сон — это бред. Чепуха. Забудь.
— Ладно, — с сожалением сказал Артем. — Я тебе как другу. Как родственнику. Поделился. Потому что больше не с кем. Думают, Реутов каменный. А он тоже — человек! Он тоже…
— Ну, так ты пойдешь разговаривать с Борисюком? — грубо оборвал его Грушин. Терпение у него кончилось.
— Все. Иду. Извини, что напрягаю тебя своим бредом. Просто… С самого утра душа не на месте. Три двери. Три. Прямо, как три карты: тройка, семерка, туз. Как вспомню… Ну, да ладно. Все. Как тут у тебя?
Артем шагнул к белой двери и стал возиться с замком.
— Дай помогу, — вызвался Грушин.
И потянулся к ручке. Раздался щелчок, дверь открылась. Валентин Борисюк сидел на краю мраморной ванной. Увидев мужчин, стоящих на пороге, поднялся:
— За мной? Что там? Милиция приехала?
— Поговорить, — сказал Артем и сделал шаг вперед. — Я, Валентин, просто хотел поговорить с тобой.
Грушин остался в коридоре.
— Это он. Он во всем виноват. Подстроил. Его надо убить, — сказал Борисюк с ненавистью.
— Валентин, ты успокойся, — и Артем сделал еще несколько шагов вперед.
— Я, пожалуй, не буду вам мешать, — усмехнулся Даниил Грушин. — Даже если вы будете сговариваться против меня.
И хозяин дома прикрыл дверь.
— Он нас сейчас запрет! — выкрикнул Валентин.
Но щелчка не послышалось. Грушин просто прикрыл дверь, и в коридоре раздались его шаги. Реутов присел на край мраморной ванной.
— Я пришел к тебе, чтобы прояснить ситуацию. Видишь ли, у меня тоже положение непростое. Мне надо знать… надо знать… — и Артем вдруг замялся.
— Хотите знать, почему я убил Ваню Смирнова? — спросил Валентин Борисюк.
— Грушин нам все рассказал. О том, что весной ты совершил наезд и скрылся с места происшествия. А пострадавший скончался. И что в машине вас было трое: ты, Ваня и Инга. Скажи честно: Инга шантажистка?
— Я отдавал деньги Ване Смирному.
— Что-о?!
— Может быть, он делился с Ингой. Не знаю. Ване до такого не додуматься. Я уверен: идея с шантажом не его. Я просто перекладывал деньги из своего конверта с зарплатой в его конверт. А сегодня… У меня нервы сдали. Грушин все подстроил. Он нарочно вызвал Ваню. И весь вечер меня накручивал. Мол, у меня будет возможность разделаться с шантажистом. Когда я его увидел, у меня в голове помутилось. Вот уже полгода он из меня жилы тянет! Сколько можно терпеть? Всю жизнь, что ли?
— А следователь?
— Не убивал я следователя. Не убивал! — с отчаянием сказал Валентин.
— Зачем же ты к нему пошел?
— Узнать. Следствие-то приостановлено! Я рассказал историю. Якобы мой приятель совершил наезд. Что ему за это будет? Описал все, как было. А он не дурак. Все понял. Мол, не про приятеля рассказываю. Про себя. И стал намеки делать. Сволочь!
— И ты его убил…
— Нет! Не убивал!
— Но ведь это же логично. Следователь догадался о твоей тайне, либо Грушин его уже посвятил.
— Вы думаете? А ведь верно! Грушин-то все знает! Но откуда?
— От Вани. И я думаю, что идея с шантажом принадлежит Грушину. Не Инге. Как она себя вела после наезда?
— Нормально, — пожал плечами Валентин.
— Намекала? Пугала?
— Нет. Этого не было. Я сам ее сторонился.
— А ты не замечал, что она живет не по средствам? Что у нее вещи дорогие? Украшения? Денег много?
— Денег? Да, пожалуй… Она как-то обмолвилась, что собирает на квартиру. Мол, вложила деньги в строящееся жилье, половину требуемой суммы, но надо внести еще половину. Порядка пятнадцати тысяч долларов.
— Ого! — присвистнул Артем. — А у меня она денег не просила! Столько не просила. Я, конечно, подбрасывал ей, но не так много. В основном делал дорогие подарки. И все их видел на ней. То есть Инга подаренные ей украшения не продавала. Меж тем чтобы внести первые пятнадцать тысяч, да с ее зарплаты… Гм-м-м… Откуда же деньги?
— Не знаю.
— Сколько ты платишь? То есть сколько платил Ване?
— Триста баксов. В месяц.
— Не густо. Если делили на двоих, это гроши. Для Инги-то уж точно! Так откуда у нее деньги? А?
— Я-то откуда знаю?
— А насчет Киры?
— Что насчет Киры?
— Ты ее убил?
— Зачем?
— Ну, я же не знаю зачем!
— До сегодняшнего вечера я понятия не имел, что она существует на свете! Я в этом доме — нечастый гость, с соседями никогда не общался. У нас с Кирой не было повода пересекаться.
— Информацию о фирме не ты Грушину сливал? Только честно?
— Нет!
— Слово даешь?
— Мне терять нечего. Я вас не шантажировал. Даю слово.
— А кто это делал? Знаешь?
— Нет.
— А есть по этому поводу соображения?
— Не знаю.
— Валентин, ты парень неглупый. Давай-ка вместе посчитаем. Грушин загадал нам загадку. Разбейтесь, мол, на пары. Шантажисты и шантажируемые. Мой шантажист… Это кто-то из присутствующих. Так Грушин сказал.
— А вы ему верите?
— Он сказал, что играет честно.
— А гостей осталось не так уж много. Вам выбирать между Сидом, Прасковьей Федоровной и Ингой.
— При чем тут Сид? При чем тут известная писательница? Я их в жизни не видел! Как ты говоришь, это люди из других миров.
— Ну, тогда и выбирать не приходится.
— Значит, все-таки Инга?
— Сколько у нас шантажируемых? Трое?
— Постой… Когда мы сели за стол, Грушин сказал, что пригласил в гости равное количество шантажируемых и шантажистов. За столом нас было семеро, включая его. Но он не гость. Он — хозяин. А сказано было: «пригласил в гости равное количество…» Ты — шантажируемый. Я — шантажируемый. А кто же третий?
— Должно быть, писательница. Прасковья Федоровна. У нее деньги, слава. Это дело семейное. Шантажисты — либо Кира, либо Сид. Скорее Кира, раз ее убили. Инга в любом случае шантажистка.
— Сид… Гм-м-м… Он точно — шантажист! Стриптизер, с сомнительным прошлым. Без принципов, без мозгов… Значит, Инга, Сид и… кто?
