Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
называлась плащина), потом складывали в поленницу. За лето они высыхали, и как только выпадал снег, вывозили дрова. Это была обязанность мужиков. Но у нас в доме только мама, и ей приходилось заниматься этим нелегким делом. Вместе с моими сестрами я был тут первым помощником. Конечно, валить деревья мне не доверяли — это делала мама с Капой, но рубить сучья, собирать и сжигать их, пилить хлысты на чурки и колоть на плащины — моя работа. К вечеру в глазах темно. Спасибо маме, держит меня крепко за руку и приговаривает, какой я у нее молодец. За дровами в лес мы ездили вместе с мамой: запрячь лошадей да по мягкому снежку проехать — одно удовольствие. Но мне очень хотелось съездить одному. Был уже большой, по моим понятиям. И однажды мне удалось уговорить мать.
Она проводила до околицы. Хоть и побаивалась за меня, но отпустила. счастье было великое. Приехал к делянке. Сложил дрова, обвязал веревкой, специальным узлом закрепил для надежности. Все по-взрослому. Отправился в обратный путь. Один все делал, задержался, а день зимний короткий. Быстро темнеть стало. И вдруг, когда подъезжал уже к деревне, лошадь забеспокоилась. Перешла на рысь. Сама, без команды. Попытался ее притормозить — ни в какую. Бежит все скорей. Смотрю по сторонам, вижу — собаки. Стоп, какие собаки? Им неоткуда взяться. понял — волки! Схватился за облучок, кобыленка несется изо всех сил. Я держусь, чтобы не вылететь. Сани могут в любой момент перевернуться. К счастью, участок дороги был прямой, без поворотов, подъемов и спусков. И вот вылетаем на полянку. Дальше деревня, дымком из труб пахнет. Волки остановились. А лошадь так до самой околицы деревни галопом и долетела. Встали. На лошадь смотреть страшно, бока ходуном ходят. Мама встретила нас у околицы, все поняла, гладит мои руки, а я их отцепить не могу: пальцы не разгибаются, дыхание перехватило, только мычу и головой назад показываю. Отдышались вместе с лошадью, мать взяла ее под узду и повела домой.
Так, первый и последний раз я ездил за дровами.
Как я стал «поджигателем»
Первое мая. Демонстраций с криками "ура» в Погодаевой в этот день никогда не бывало. Зато всегда — веселый праздник на знаменитой деревенской поляне. У нас, пацанов, свой. Мы играли в разные игры. В этот раз — после лапты, городков вдруг решили поиграть в войну. А тут как раз приехали машины, работавшие на заготовке леса. Их оставили тоже на поляне, сторожей не было, конечно, никаких. И кому-то из наших пришла в голову идея, отлить из машин бензин и сделать «коктейль Молотовая» — про коктейль этот читали. В чем наша игра? Банку с бензином кидаешь в костер и — взрыв. Как на настоящей войне. Пока разливали горючку по банкам, вымазались в бензине. И тут появилась попутная идея, вывести «ципушки» у Вовки Петухова. Наше деревенское детство, у меня в том числе, проходило под знаком этих самых «ципушек». Кисти рук и ступни ног от воды, грязи и еще неизвестно отчего растрескивались, кровоточили, боль была нестерпимая. Чем только могли наши матери, смазывались нас, но не успевали закрыться старые ранки, как появлялись новые.
И вот Вовка Куклин говорит Вовке Петухову: «Слушай, ты бензином помочи ципушки, потом огонька сюда, они обгорят и пропадут». Целительное изобретение было единогласно одобрено. И Петухов промывает, Куклин чиркает спичку… Тут я соображаю, что еще мгновение, и парень загорится. Сгореть не сгорит, но ожог будет точно. И выбиваю спичку, а она падает на бензин, который мы поразливали вокруг, и вся машина вспыхивает. На меня кричат, я в ответ тоже кричу: «Дураки, я же Вовку спас», но куда там, огонь разгорается. Похватали ведра, бросились к реке, зачерпнули воду, плеснули, а пламя еще больше. Бензин же. Горит машина. Кузов у нее деревянный, колеса резиновые, все пылает. К нас бегут люди. Мы — врассыпную. (Хотя народ машину тушить бежал, а не за нами). Ребята на бегу опять мне пеняют: «Это ты, ты машину поджег!». Ну все, подумал, теперь не оправдаться — я главный поджигатель. А машина с лесхоза, дело подсудное. Жалко себя стало, а еще на праздник штаны получше надел, рубашку, тапочки старшей сестренки. Кому-то праздник, а мне? Что теперь будет? Домой не побежал. Вдоль леса и — не хутор у Илима. Там зимовье. Посидел, отдышался в нем. Вышел на берег. День солнечный, тепло, я один. Вижу, идут ребята постарше. Оказалось, это старшеклассники. Один из них был мне знаком, сейчас не помню его имени.
Рассказал им про свое горе. Один, которого я знал, пригласил в свой дом. родители его меня вымыли, накормили и уложили спать. А утром посоветовали больше не скрываться и вернуться домой. Мать же, говорят, переживает, ищет. Решил: будь что будет. Иду, дорога дальняя, до Погодаевой семь километров. А подошел уже к околице и вижу, бегут в мою сторону взрослые парни: ни слова не говоря хватают, меня в охапку и доставили в дом. Оказалось, мать действительно меня уже искала с милицией.
После праздников мне, поджигателю, на пионерском сборе предложили отчитаться, как все произошло. Отчитался: хотел как лучше, чтобы Володька не сгорел. В итоге наказали пострадавших водителей за то, что оставили свои машины без присмотра. Хотя они тоже, наверное, хотели, как лучше.
Смерть вождя
Начало марта 1953 года я запомнил благодаря товарищу Сталину. В это время, как всегда, зима боролась с весной, морозы стояли за тридцать. Через месяц мне семь лет. Я еще не школьник и потому, сделав свои дела по хозяйству — покормив собаку, поросенка, корову, доставив воду с реки, быстро забирался на свою любимую печку и отогревался.
В этот день Мила принесла из школы весть, что заболел товарищ Сталин. вечером, когда ужинали, только и было разговоров об этом. И не только у нас. Это было народное горе. Люди переживали за товарища Сталина как за родного отца, а не государственного деятеля. Причем искренне. Молились, только бы выжил. Каждый день я ждал сестер, а они приносили новости о состоянии любимого вождя одна другой хуже. А потом приходят совсем поникшие — умер. Рыдают.
Мать тоже громко заплакала. Потом все оделись и отправились через реку в Нижне-Илимск. У райкома партии было много народу. Никогда этого не забуду. Стоит у райкома первый секретарь, еще кто-то из свиты. Все рыдают навзрыд. И еще запомнилось: тишина, когда выплакались все. Только слышно, как гудят провода. Неизбывное горе.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
