мой любимый зефир в шоколаде отправились в пакет, и обратный путь получился весьма бодрым.
Матвей не дождался меня и позавтракал сам, в раковине лежали: доска, нож и кружка с ложкой. Наверное, он быстро сделал бутерброды, попил чай и пошел работать, и, наверное, мне нужно было заглянуть в третий домик и сказать: «Доброе утро».
Вымыв посуду, для начала я решила все же обследовать территорию.
– Стучит, – отметила я, ловя доносящийся стук молотка, ставший уже привычным.
Матвей временами устраивал стрижку травы, поэтому участок не выглядел запущенным. Однако грядки заросли сорняками, но до появления постояльцев, бороться с ними не имело смысла. Я отыскала укроп, чеснок, лук, кабачки. Рядом с баней имелись три клубничные грядки и два ряда смородины, преимущественно черной.
За домом под навесом стояла машина Матвея.
Вернувшись в кухню, я решила проявить заботу, сварила в турке кофе, перелила его в кружку и направилась в третий домик. Новые ступеньки и полы не склонны к скрипу, и в комнату я зашла бесшумно. Матвей обил вагонкой уже две стены и приступал к третьей. Все те же шорты и кроксы, и футболка лежит на табурете.
– Доброе утро, – произнесла я.
– Доброе, – Матвей обернулся и посмотрел внимательно, будто хотел уловить мое настроение.
– Я сварила тебе кофе. А то завтрак прогуляла…
Он улыбнулся и опустил молоток на пол. Я подошла ближе, поставила кружку на подоконник, и аромат кофе мгновенно потянулся по комнате, дразня аппетит.
– Спасибо, я и не мечтал о таком счастье. В магазин ходила?
– Да, откуда ты знаешь?
– Догадался, – Матвей пожал плечами, улыбнулся, а потом добавил: – Нагло заглянул в твое окно, думал, звать тебя к завтраку или нет. – Продолжая смотреть на меня, он сделал глоток кофе, затем прислонился плечом к стене и шумно вздохнул. – Спасибо еще раз.
В голосе Матвея присутствовала искренняя благодарность, и мне это было бесконечно приятно. Отчего-то сейчас между нами чувствовалась определенная неловкость, быть может, это давал о себе знать незаконченный танец.
– Здесь есть книги? – спросила я. – Мне бы хотелось взять одну и почитать.
– Да, в доме полно, бери любую.
Считая утреннюю встречу законченной, я кивнула и направилась к двери. Спину прожигал взгляд Матвея, и понадобилась вся сила воли, чтобы не обернуться.
* * *
Петербург. Далекое прошлое…
Соня держалась. Ее щеки не вспыхивали и не бледнели, голос звучал ровно. Приняв правила игры, она ждала той минуты, когда сможет поговорить с Соловьем наедине. Лешка… Алексей. Да, теперь уже Алексей. Или все же нет? Она путалась и мысленно называла его то привычно кратко, то полным именем.
Соловей не отходил ни на шаг, всегда был рядом, будто тоже надеялся остаться вдвоем и не хотел упускать подходящий момент.
Час на поезде, разговоры обо всем и ни о чем, политическая дискуссия Николая Степановича и Льва Григорьевича, болтовня о званных вечерах и пышных балах… Дорога пролетела незаметно. Взгляды пересекались, задерживались, обжигали, притягивали и волновали душу.
После чая с сытными пирогами и обхода поместья, старшее поколение устроилось в малой беседке. Лев Григорьевич еще на вокзале заверил Олю, что приглашение на субботний ужин в силе, и она хотела говорить только об этом.
– Алексей, когда вы последний раз танцевали?
– На дне рождения графини Платоновой.
– Вы там были? Как жаль, я не видела вас…
– Я ушел довольно рано.
Оля изменилась, и чем дальше, тем заметнее это становилось. В беседах с Соней она больше не вспоминала Александра, говорила сдержанно и временами даже казалась задумчивой. Платье для поездки выбрала не яркое, а нежное, цвета чайной розы, волосы собрала в строгую прическу, позабыв о буйстве кудряшек.
«У меня такое чувство, будто я повзрослела, – сказала она Соне, когда они остались одни в комнате левого крыла. – Мне хочется начать новую жизнь, очень интересную».
Прогулка к озеру показалась бесконечной. Не слишком широкая дорожка вмещала троих, но локти часто соприкасались, и Соня каждый раз просила сердце не стучать столь громко. Вернувшись к дому, они некоторое время разговаривали, стоя на ступеньках, а затем Оля с улыбкой предложила:
– Давайте играть в прятки, как в детстве. Только я не стану водить.
– Полагаю, водить нужно мне, я с удовольствием возьму на себя эту роль, – поддержал Соловей и огляделся. – Деревья, трава высокая… Думаю, вам будет несложно обхитрить меня.
– Соня, играем? – спросила Оля.
– Да. – Она мгновенно почувствовала на щеке обжигающий взгляд Лешки. Конечно, они оба думали об одном: это возможность обменяться хотя бы парой слов. «Обязательно найди меня», – мысленно попросила Соня и сдержала порыв поднять голову и посмотреть на Соловья.
– Только я не могу быстро ходить, – произнесла Оля, напоминая про хромоту. Она быстро глянула на Алексея, пытаясь уловить его реакцию.
– Вам не о чем беспокоиться, я довольно сносно умею считать, и вы, если пожелаете, наверняка успеете добраться даже до Петербурга, – весело ответил он.
Зеленые глаза Оли довольно блеснули, и она решительно произнесла:
– Считайте, Алексей.
Соня понимала: у нее не много мест, чтобы спрятаться. Вернее, ей нужно укрыться так, чтобы она исчезла и для Николая Степановича, и для Льва Григорьевича, и для Оли. Никто ни с какой точки поместья не должен видеть ее.
– Обещаю, не подсматривать, – пошутил Лешка и широко улыбнулся.
Соня посмотрела направо, потом налево и приняла решение – веранда гостевого дома.
– Отворачивайтесь, – засмеявшись, сказала Оля и, как только Соловей развернулся, устремилась к большой беседке.
– …пять, шесть, семь, восемь…
Соня торопливым шагом направилась к дому, свернула за веранду и прислонилась спиной к шершавой стене. Здесь голос Соловья был почти неслышен, затем он вовсе утонул в шелесте листвы берез и шепоте травы.
По земле скользнула тень, а следом появился Лешка.
– Как трудно и как легко тебя найти, – произнес он и, сбросив светский лоск, превратившись в того самого Соловья, метнулся вперед и обнял Соню так крепко, что у нее перехватило дыхание.
– Это ты… Это ты… – затараторила она, прижимаясь щекой к плотной ткани его жилета.
– Почти я, – ответил он, чуть ослабил хватку, отстранился и заглянул Соне в глаза. – Мы все уезжаем завтра утром, значит, вечер наш. Я ничего не знаю, о том, как ты жила все эти годы и как оказалась у Абакумовых. Назови место. Где здесь можно поговорить под покровом ночи?
Он улыбнулся, и память откинула Соню на пять лет назад. «Не вздумай хорошо петь. Кто их знает…» – предупреждал тогда Соловей, но она не послушалась, и годы сначала разделили их, а потом, наоборот, столкнули на дне рождения графини Маргариты Ильиничны.
– Это ты… –
