Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
везде под крышами живут люди. Какие люди? как они живут? – никто не знает, ни министр, ни ваш профессор. Наука не знает, администрация не знает. И не интересуется никто. Между тем, какие люди живут и как они живут – это и есть узел всего; узел важности, узел интереса. Знает это один околоточный надзиратель, знает молча, знает анонимно, и в состав его службы входит – все знать, «на случай»; хотя отнюдь не входит в состав службы обо всем докладывать. Он знает вора, – он знает проститутку, – он знает шулера, человека сомнительных средств жизни, знает изменяющую жену, знает ходы и выезды женщины полусвета. Все, о чем гадают романы, что вывел Горький в «На дне», что выводят Арцыбашевы и другие – вся эта тревожная и романтичная жизнь, тайная и преступная, ужасная и святая, находится, «по долгу службы», в ведении околоточного надзирателя, и еще, «по долгу службы», ни в чьем ведении не находится.
Он почти только не договорил, или мысленно я договорил за него:
– Вот бы где служить; где подлинно – интересно, где подлинно – всемогущественно!
Я только ахнул в душе: «В самом деле – так! и – никому в голову не приходило!»
Он как-то еще ярче и глубже это сказал. Почти в этом смысле: «все службы – призрачны и литературны, а действительная служба одна – это полицейская».
Сам Тернавцев – благороднейший мечтатель, à la Гамлет. И вдруг – такая мысль!
* * *
Только русская свободушка и подышала до евреев.
Которые ей сказали «цыц»:
И свободушка завиляла хвостом.
* * *
Вся русская «оппозиция» есть оппозиция лакейской комнаты, т. е. какого-то заднего двора – по тону: с глубоким сознанием, что это – задний двор, с глубокой болью – что сами «позади»; с глубоким сознанием и признанием, что критикуемые лица суть барин и баре. Вот это-то и мешает слиться с оппозицией, т. е. принять тоже лакейский тон. Самым независимым человеком в литературе я чувствовал Страхова, который никогда даже о «правительстве» не упоминал, и жил, мыслил и, наконец, служил на государственной службе (мелкая и случайная должность члена Ученого Комитета министерства просвещения с 1000 р. жалованья), имея какой-то талант или дар, такт или вдохновенье вовсе не интересоваться «правительством». То ли это, что лакей-Михайловский, «зачарованный» Плеве, или что «дворовый человек» – Короленко, который не может прожить дня, если ему не удастся укусить исправника или земского начальника или показать кукиш из кармана «своему полтавскому губернатору». «А то – и повыше», – думает он с трясущимися поджилками. «На хорах был пристав: и вот Анненский, сказав после какого-то предостережения, что пусть нас слушают и там – показал на хоры», – пишет Любовь Гуревич, – т. е. показал на самого пристава!!! Какая отчаянная храбрость. Страхов провалился бы сквозь землю от неуважения к себе, если бы в речи, имеющей культурное значение, он допустил себе, хоть минуту, подумать о приставе. Он счел бы унижением думать даже о министре внутренних дел, – имея в думах лишь века и историю. Вот эта прелестная свобода не радикалов – к ним и манит, т. е. манит к славянофилам, к русским, которые решительно ничего о «правительстве» не думают, ни – «да», ни – «нет», «и – да», «и – нет». Когда хорошо правительство поступает – «да», когда худо, бездарно, беспомощно – «нет». Правительство есть просто орган народа и общества; и член общества, писатель, смотрит на него, как на слугу своего, т. е. слугу таких, как он, обывателей, граждан. Так. образ. признание «верховенства власти» есть у радикалов, и решительно его нет у «нашего брата». Вот чего не разобрано, вот о чем не догадываются. Политическая свобода и гражданское достоинство есть именно у консерваторов, а у «оппозиции» есть только лакейская озлобленность и мука «о своем ужасном положении».
* * *
Покорить брак закону любви…
Казалось бы, в этом ведь христианство: все – покорять закону согласия, мира, тишины. Но, именно, в христианстве, – не в мусульманстве, не в еврействе, – две тысячи лет бьется другой принцип:
Покорить любовь закону брака.
И все в этом задыхаются.
Кажется, что в нашем браке – и не Евангелие, и не Библия (уж, конечно): это – римский государственный брак. Отцы Церкви были все обывателями Греко-Римской Империи, или – чисто Римской: и понятие об «основной социальной клеточке» взяли из окружающей жизни.
Вот почему мои порывы к новой семье хотя кажутся и суть «антиканонические», но суть подлинно евангельско-библейские стремления, и только антиримско-языческие, неосторожно взятые в «каноны».
Бог сотворил любовь. Адам и Ева были в любви – и по сему, единственно, Библия их нарекла иш и иша («сопряженные»), муж и жена. Любовь древнее «закона брачного». И понятно, что древнейшее и основное не умеет покориться новому и прибавочному.
Не «существительное» согласуется в роде, числе и падеже с «прилагательным», а «прилагательное» согласуется с «существительным».
И следуйте этому, попы: или, во всяком случае, вам не будут повиноваться.
Будете убивать за это, и все-таки вам повиноваться не будут: по слову Писания – «любовь сильнее даже и смерти».
* * *
Очень хорошо «расположение образования» в стране: от 8-ми до 22-х лет – прилежное учение. «Долбеж», от которого не поднимешь головы… От 22-х лет до 35-ти – корректная служба, первые чины и первые ордена. В 35-ть лет – статский советник. Женат (с приданым) и первые дети; ну, это – «кухня и спальня». Достигнув статского советника, – карточный стол, мелок, и пока – он проигрывает начальству, а потом – ему будут проигрывать подчиненные. Тогда он будет уже действительный статский советник.
Потом умрет. И в черной кайме «жена и дети» извещают, что «после тяжкой болезни» Иван Иваныч, наконец, «скончался».
* * *
Это здоровая реакция на «глупости», что гимназисты не учатся.
– Не учитесь, господа. Ну их к черту. Шалите, играйте. Собирайте цветы, влюбляйтесь. Только любите своих родителей и уважайте попов (ходите потихоньку в церковь). На экзаменах «списывайте», – в удовлетворение министерской ненасытности.
В 20 лет, когда уже будете, конечно, женаты, начинайте полегоньку читать, и читайте все больше и больше, до самой смерти.
Тогда она настанет поздно, и старость ваша будет мудрая.
* * *
…а тó вас с детства делают старичками, а в старости предложат жениться. «Ибо уже так мудр, что можешь теперь воспитывать детей», которых теперь родить не можешь.
Вы им скажите, взрослым:
– Нет, папаша: я буду за книгами и бумагой, за письменным столом и делами сидеть – под старость. Ибо будет ум «вершить дела». А теперь я – глупенький, побегу в поле, нарву цветов и отнесу их девочке.
* * *
Из этих слов Иисуса Христа, что «нельзя разводиться мужу и жене, токмо как по вине прелюбодеяния», духовенство извлекло больше доходов, чем из всех австралийских, и калифорнийских, и алтайских золотых россыпей.
И хотя отсюда брызнули кровь и мозг человечества: церковь не может их перетолковать, распространить или усложнить, потому что иначе закроются золотоносные россыпи. И на отстаивание и сохранение буквальными этих слов положено более усилий, чем на защиту всего Евангелия.
Что не отдаст человек за восстановление своего семейного счастья? В эту-то кнопку духовенство и надавило.
(посвящается памяти С. А. Рачинского).
* * *
Теряя девственность, девушка теряет свое определение.
Она не согрешила (закон природы), она никого не обидела. Всему миру она может сказать: «вам какое дело». Так.
* * *
Но когда с нею будут говорить, как с девушкою, как с «барышнею», а – не «барыней», не как с «дамою», ведь она не скажет:
– Я уже не девушка.
Она нечто утаит. И это на каждом шагу. Всякий день она вынуждена будет солгать. Она окажется в положении, как «с не своим паспортом» в дороге; с «ложным видом» в кармане.
Правдивая в девстве, искренняя в девстве, прямая в девстве, – теперь (потеряв девство) она будет вынуждена каждый день согнуться, скривить, сказать «неправду» и упрекнуть себя за «недостаток мужества».
Это такая мука.
Но и еще ужаснее, что, «сгибаемая бурей» она, наконец начнет расти криво, как-то «боком», неправдиво.
Она вся потускнеет. Сожмется. И вовсе не по «греху», коего нисколько не содержится в совокуплении, но по этим обстоятельствам – потеря «девственности», в самом деле, есть «падение». И эмпирически с этого времени девушка обыкновенно «падает» и «падает». «Падает» в должности. «Падает» в труде. Падает «дома».
Но, анафемы (общество, старшие): предупредите же это ужасное несчастие детей ваших своевременным, возможно ранним замужеством. И никогда не смейте кричать – «ты пала» (родители дочерям), когда уже 3–4 года прошло,
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
