Элинор поднялась и пошла прочь, не дослушав и не проронив и слова, Вильерс следовал за ней. У нее было состояние, чреватое взрывом, истерикой. Ее сознание блуждало в тесноте между печалью и страхом, она не могла понять, что с ней происходит.
Эстли оставил после себя мрачную атмосферу с этим своим ореолом вдовца и запоздалым раскаянием. Разумеется, он не изменил своим моральным принципам и отбыл на заре, когда весь дом еще спал.
— Вы грустите, потому что ваш принц покинул вас? — спросил Вильерс.
— Он еще вернется, — ответила Элинор, небрежно глянув на него через плечо, и приказала лакею привести Ойстера.
— В этом невозможно усомниться, стоит лишь вспомнить, как он вел себя вчера.
Выражение лица у нее было довольно странным, на нем отражалась буря эмоций. Наконец появился лакей с Ойстером, выражавшим свою щенячью радость по поводу предстоящей прогулки.
— Тихо! — прикрикнула на него Элинор.
Вильерс отцепил с пояса свою шпагу, чтобы она не била ему по ногам, когда он будет носиться вслед за мопсом, и вручил ее лакею. Тот передал ему собачий поводок. Вильерсу не нравился этот дьявольский щенок, но он делал вид, будто не замечает его.
— Спокойно приказал он, и Ойстер тотчас умолк.
Они свернули на тропу вправо от дома. Элинор шла впереди с таким видом, что Вильерс понял: галантная беседа в данный момент невозможна. В отместку за это он крепко натягивал поводок, отказываясь тащиться за Ойстером туда, куда тот пожелает. Понадобилось немного времени, чтобы пес усвоил дрессуру Вильерса и команду «рядом». Всем своим видом щенок давал понять, что он вполне разумное создание и умеет прилично себя вести.
Выйдя из сада, вся группа направилась вверх к лесистым холмам. Элинор так спешила, что порой терялась из виду, но Вильерс с Ойстером придерживались своего темпа.
«Надо было прихватить Тобиаса с собой, — подумал Вильерс. — А возможно, и девчонок». В этом случае у него был бы вид почтенного отца семейства. А Элинор невольно изображала бы тогда разгневанную истеричную супругу. Он был в восторге от этой воображаемой картины, пока не вспомнил о перемене своей участи и о Лизетт. Прекрасной, златокудрой Лизетт.
Ему вдруг стало жаль Ойстера. Разве вправе он так затягивать его поводок? Песик должен радоваться прогулке.
Тропа между тем уходила резко вправо и вверх, к горным ручьям. Сколько же там оказалось камней, набросанных как попало матерью-природой, когда они пришли! Были и огромные валуны, размером с карету. В дальней стороне широкого ручья виднелись заросли ежевики, поднимавшиеся на холм.
— Элинор! — громко позвал Вильерс, начиная чувствовать тревогу.
— Да? — Ее голова высунулась из-за скалы.
Оказывается, она совсем рядом. Вильерс почувствовал себя глупо.
— Мы с Ойстером уже здесь.
— Вижу.
— Что вы делаете?
— Любуюсь окрестностями. Мы столько раз бегали здесь детьми. Какой простор тут для Ойстера! Может быть, он научится плавать? Нет, лучше не надо, еще простудится.
Вильерс бросил взгляд на песика, присевшего у его ноги. Лишь непрерывно крутящийся хвост выдавал его возбуждение.
— Пожалуй, я спущу его с поводка, — сказал Вильерс.
— Вы уверены? — спросила Элинор. — Я никогда не...
Одно движение руки, и свободный щенок взмыл от радости вверх, а потом понесся в просветы между скал. Плюхнувшись в воду, он завизжал как поросенок. Как бы он не утонул!
— Идемте за ним, — сказала Элинор. — Его даже не видно.
Голова Элинор тоже исчезла.
Вильерс вздохнул. Ему вовсе не улыбалось карабкаться на скалы. Его одежда была не приспособлена для этого. Он бы предпочел сейчас оказаться в Лондоне, в своем любимом шахматном клубе за доской со знакомым противником.
Все же он умудрился полазить вокруг скал, не изодрав своих туфель. Солнце уже стало садиться за скалы. Широкий ручей перемежался водоворотами и образовывал канавки. К его облегчению, жара спала, хотя скалы все еще были раскалены. Они отсвечивали белым, как утесы в Дувре.
— Где вы? — крикнул он Элинор. — О...
Она облюбовала для себя одну такую канавку. Это было скандально и восхитительно — Элинор освободилась от туфель и стянула чулки, обнажив стройные лодыжки. Ее пальчики взбивали воду, как маленькие рыбки. Глянув на него, она наконец улыбнулась. От ее плохого настроения не осталось и следа.
— Мы с братом возились здесь часами, когда приезжали в гости, — сказала она.
Вильерс присел и сбросил башмаки, хотя не любил холодной воды. И ему вовсе не нравилось разоблачаться на природе. Но ради Элинор он мог пренебречь своими «нравится и не нравится». Ради того, чтобы найти с ней общий язык.
— Лизетт тоже любит полоскать ноги в горном ручье? — спросил он и тут же обругал себя за это. В данный момент не следовало упоминать ее имя.
— О нет, — помолчав, ответила Элинор. — Она этого не любит. Зато она любит вон те прекрасные розы.
Вильерс проследил направление ее взгляда и увидел оранжевое пятно вдали на холме, за ежевичными зарослями.
— Если хотите сделать ее счастливой, вернитесь с этими цветами,— сказала Элинор, слегка приподняв юбки, чтобы не замочить их в ручье.
— Вы шутите, — произнес он, стыдливо отводя глаза от ее ног, которые были весьма изящной формы. — Они слишком высоко, к тому же я рискую свалиться в воду. И мне кажется, что ручей намного глубже с той стороны.
— Так оно и есть, — сказала Элинор.
— Неужели вы думаете направить сюда маленьких искателей сокровищ? — спросил Вильерс.
— Почему бы и нет? Когда мы были детьми, проводили здесь все свое время.
— И карабкались вверх за розами? — Ведь скала, на которой они росли, была почти отвесной.
— Лакей приносил постоянно эти волшебные розы цвета оранжевого ликера Лизетт. Они растут пышными гроздьями. Когда на них падает солнце, они переливаются так, что невозможно оторвать глаз, — сказала Элинор, еще выше приподняв юбки. — Эта вода такая приятная... — Она захватила пригоршню воды и стала любоваться стекающими каплями. — Но где же Ойстер?
— Наверное, он разомлел на солнышке и прилег отдохнуть, — предположил Вильерс.
— Интересно, все собаки такие ленивые, как Ойстер? — спросила она.
— Не думаю, — отозвался Вильерс. — Впрочем, надо спросить у любителей этих животных, я не интересовался их повадками.
— А Ойстер вас полюбил, вы заметили, что он вас слушается? — усмехнулась Элинор. — Не хотите намочить ноги в воде?
— Хотелось бы.
— Неужели вы не купались в реке, когда были ребенком?
— Конечно, и мой брат тоже, — ответил он и тут же пожалел о сказанном.