горнице. На широком диване напротив телевизора устроились Эве и Калле, они сидят, обхватив руками колени и прижавшись к ним подбородками. Рядом на стуле, опустив руки, выпрямив спину и вытянув шею, сидит Мийя, левым ухом повернувшись к экрану, время от времени она спрашивает: «Что он сказал?!.» Энн и Оскар сидят в креслах. Оскар, вытянув ноги и выпятив живот, сладко похрапывает; Энн невидящим взглядом уставился в телевизор. Мать сидит на стуле по другую сторону стола, в руках у нее коробка с бигуди. Малл накручивает ей волосы. Волосы у матери короткие, седые, редкие. Ильмар сидит на полу у книжной полки. Прислонясь к стене, он углубился в книгу «Эстонские народные ковры». В самом дальнем углу на диване, около теплой стены, лежат Март и Ильма, повернувшись к телевизору затылками. Они держатся за руки, перебирают пальцы друг друга и, точно сговорившись, глядят в потолок, правда, не в одну точку. После бани все чистые, распаренные и разомлевшие.
Ильмар что-то бормочет себе под нос и вдруг так резко вскакивает, что все на мгновение оборачиваются в его сторону — даже Оскар просыпается.
— Ты только посмотри! — спешит Ильмар к сестре, чтобы, как всегда, поделиться с ней своей находкой, если Ильма оказывается под рукой. — Это же просто мистика — о чем она думала, когда творила такое? — Его поразил большой темно-серый многоугольник в центре алеющего ковра.
— Что там? — оборачивается мать.
— Ну-ну! — сердится Малл, чуть не выронив от такого неожиданного рывка расческу. Она дергает мать за волосы, но и сама тянется к книге.
Оскар сонным взглядом окидывает комнату, замечает Калле, притулившегося в углу дивана, и прикрикивает:
— Эй, малый, спать!
— Не-е, — тянет Калле. — Сегодня будут показывать «Неуловимых»!
— Кати давно уже спит, — уговаривает его бабушка Мийя.
— Ей это неинтересно, она девчонка! — протестует Калле, на что Оскар добродушно смеется.
— Там стреляют! — выкрикивает Калле, ему кажется, что сейчас самое время для шуток.
И дядя Энн тоже смеется:
— Молодец, парень!
А Малл, вздыхая, говорит:
— Эти мальчишки просто помешаны на стрельбе! И Калле тоже — дома ни одного бумажного кулька не осталось: он надувает их и превращает в хлопушки!
Энн смеется еще громче:
— Парень что надо!
— Хвали его, хвали! — сердится Малл. — Как бы еще патрон где не раздобыл! Я не забыла, как из-за вас у меня душа болела!
— И сразу мчалась домой ябедничать!
— А как же иначе! От вас бы мокрого места не осталось!
— Ну-ну, — лениво встревает Март, — не такие уж мы дураки были! Немного я в этом деле все же разбирался.
Вообще-то Малл не была ябедой, но она очень боялась выстрелов и однажды, выведав, где у них тайник, уволокла весь запас патронов.
— А где они достали патроны? — интересуется Калле.
— Нашли где-то на болоте. После войны они везде валялись, — поясняет Малл.
— Ох, я не вынесу этих разговоров! — пронзительно вскрикивает Мийя и выбегает на кухню.
Все замолкают, а Калле решает завтра же непременно отправиться в лес.
Вскоре Мийя возвращается, глаза у нее слегка покраснели, а вокруг рта остались невытертыми капельки воды.
Мать переводит разговор на другое, чтобы нарушить гнетущую тишину:
— Калле, а ты знаешь, что завтра придется очень рано вставать — мы пойдем искать овец?!
— В лес, да? — спрашивает Калле.
— В лес! — отвечает деревенская бабушка.
— И к болоту? — допытывается Калле.
Энн, занятый настройкой телевизора, говорит:
— Неуловимые все твое стадо в лес бы загнали, из милосердия, чтобы ты себя работой не гробила, и настал бы в доме покой!.. Треплешься где-то с бабами, телевизор не смотришь, а тут как раз показывали крупную ферму — на тысячу коров!..
Но мать не слушает его.
— Видела я эти фермы! — с неожиданной горячностью прерывает она Энна. — Сущая беда: животные на голом цементе, коровы яловые, телята дохнут. Попомните мое слово, придет день, и все коровы на свете переведутся!
— Эх! — презрительно и недовольно машет рукой Энн: с матерью бессмысленно спорить.
23
Поиски овец
Ясное весеннее утро. Вся семья, кроме Мийи, Кати и Калле, спящего сном праведника и способного проспать все на свете, — собралась у входа в поскотину. День обещает быть пригожим, однако утро прохладное, и у всех поверх рубах и халатов накинуто что-нибудь теплое: куртка или вязаная кофта. Молодежь спросонок жмурится от солнца. Энн, выпятив подбородок, проводит смотр своего войска, похоже, настроение у него отличное, он чувствует себя при деле и командует:
— В лес пойдем по матсиской поскотине, вчера ветер с той стороны дул, туда они, должно быть, и подались!
«Войско» движется вдоль кромки поля в направлении соседской поскотины. Впереди деловито, бодрым шагом выступает Энн. За ним семенит мать, следом трусит собака — рыжая длинноногая дворняга, вид у нее независимый и внимательный, кончик одного уха разодран и болтается.
Мать рассуждает:
— И то верно, лучше отсюда пойти, заодно я матсискую овцу прихвачу — на мой голос они вчера не отозвались!
— Правильно, одолжи овцу! — чуть презрительно передразнивает ее Энн. — Твой пес все равно след брать не умеет! Если бы жив был мой Раки… — с горечью добавляет он… Собака, опустив нос к земле, уже обогнала их и большими прыжками несется дальше.
— Назад, Мури! — кричит Энн, но собака только машет хвостом.
Хутор Матси, утопая среди высоких деревьев и кустов сирени, радует взор. Однако строения его старые и запущенные. Гонтовая крыша заросла мхом и около трубы провалилась, так что гребень изогнут дугой, как спина хозяйки дома, только в обратную сторону. Матсиская Мари стоит во дворе у ворот, а мать уже в поскотине и тянет за поводок овцу. Мари, как и недавно на хуторе Кадака у Маали, усмехается, сжав губы в тонкую полоску. Непонятно, что кроется в ее усмешке: то ли злорадство и зависть, то ли, наоборот, смущение. Пожалуй, она все же скорее смущена при виде такого множества городских, которые снуют по поскотине — молодые, крепкие, — и она говорит:
— Ну, раз уж у тебя столько помощников, то мне и незачем идти…
В конце поскотины, там, где она сворачивает в заросли, Энн останавливается, ждет, пока запыхавшаяся мать догонит остальных, и начинает раздавать указания:
— Так, дальше разобьемся в цепочку! Парочки отправятся в лесок!
Эве заливается краской, а Оскар, выпятив живот, весело смеется: «Гы-гы!», польщенный тем, что их с Малл тоже считают парочкой; он даже обнимает Малл за талию и пытается притянуть ее к себе, и хотя жене такая откровенность не совсем по душе, она все же удовлетворенно фыркает.
Энн как будто не замечает ничего, он сказал это как бы
