основным технологическим переходам: кузнецы, сварщики, литьё и резание, в секцию обработки давлением требуется старший инженер. Они попросили, чтобы я им кого-то порекомендовал из наших выпускников. Поработаешь инженером, через пару лет ставка преподавательская освободится, кто-нибудь в Алжир уедет или перейдёт на другую работу – ты ассистент. Потом, я же тебя знаю, будешь научной работой заниматься – защитишься, станешь кандидатом. Ты сейчас сколько получаешь?
– Сто пятьдесят.
– Ну вот, а тут ты через три-четыре года ассистент к. т. н., а это с нисом8 двести восемьдесят, через пять лет доцент, а доцент с десятилетним стажем – это четыреста пятьдесят. Потом работа тоже интересная – студентов учить будешь и наукой заниматься, подумай.
– Владимир Григорьевич, всё это очень неожиданно, мне нужно подумать. Потом, у меня очень интересная тема сейчас в НИИТавтопроме, в принципе я её закончил, но у неё весьма большие перспективы.
– Понимаю, это всегда сложно. Думай, сколько тебе нужно времени?
– Неделю.
– Хорошо, я поговорю, неделю тебя подождут. Хорошенько всё обмозгуй, я буду рад, если ты придёшь на работу в дружественную нам секцию.
Я вышел из кабинета, ошеломлённый свалившимся предложением и открывающимися передо мной перспективами. Масла в огонь подлила Ирка Авдеева, моя сокурсница, которая на последних курсах перешла работать на кафедру, узнав о нашей беседе, спросила:
– И ты ещё думаешь?
Затем она в ещё более превосходных степенях рассказала мне о преимуществах работы в стенах училища, учреждённого в 1826 году вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной.
Я мучительно размышлял, как мне поступить, и не мог принять решение. Мне очень хорошо работалось в НИИТавтопроме, нравилось то, что руководство наше не боялось доверять молодёжи работу на вырост, не боялись, что мы не справимся, давало свободу в рабочих действиях и конструкторской мысли, не было сильно зашорено коммунистическими лозунгами и традициями, то есть понимало, что при расчёте устойчивости стержня для определения критической силы ответы нужно искать в формуле Эйлера, а не в решениях последнего пленума ЦК КПСС, оценивало сотрудников прежде всего по их результативности, а не по партийности, что было нечастым явлением для тех времён.
С другой стороны, я, наверно, как любой работающий в коллективе, считал, что меня недооценивают в материальном смысле. Да любому сотруднику, проработавшему три года на своей хилой должностёнке, добавят червонец по факту окончания вуза, да вот только не любой на этой самой должности за эти три года станет фактическим руководителем трёх крупных для института тем, применив технические решения, которые будут признаны изобретениями. Так что чирик, которым был отмечен мой трёхлетний рабочий юбилей, меня скорее огорчил, чем порадовал, но при этом я не заморачивался, не зацикливался на материальной стороне – я понимал: всё ж только начинается.
А что будет, когда я начну работать в Технилище? Звучит всё заманчиво, но, как известно, гладко было на бумаге… Легко сказать – заниматься наукой, а выйдет ли, в то же время горизонт пошире, и в случае удачи зарплата повыше. Всё так, но, как известно, курочка в гнезде… А может быть, это не курочка будет, а жареный петушок?
Решил посоветоваться с Александром Добрятовым, он был мужик очень толковый, системный, методичный, мог всё разложить по полочкам, и рассказал всё, Саша, выслушав, ответил:
– При любом раскладе ты что-то потеряешь и что-то приобретёшь, и ты, судя по всему, хорошо это представляешь. Но на весы это не положишь, не взвесишь, поэтому просто подумай: а чего тебе хочется?
Я подумал и понял, что мне всё же хочется попробовать, и позвонил Владимиру Григорьевичу:
– Владимир Григорьевич добрый вечер.
– Привет, Олег, ну что, надумал?
– Решил попробовать, может быть, что-то получится.
– Молодец, правильно решил, всё получится. Ты из дома звонишь?
– Да.
– Я тебе перезвоню минут через десять.
Через десять минут я снова услышал в трубке голос Кондратенко:
– Алек, а ты сможешь завтра подъехать на кафедру к двум часам?
– Смогу, конечно.
– Ну, тогда до завтра.
В два часа следующего дня я зашёл к Кондратенко, и мы отправились в секцию обработки давлением кафедры АМ 13 на встречу с моим потенциальным руководителем.
Вход в помещение секции был со двора Технилища, войдя в дверь, мы поднялись по стальной сварной лестнице наверх. Помещение было мне знакомо, в бытность свою ещё студентом Володька Павлов приводил нас сюда пару раз выпить, когда мы отваливали с занятий пораньше. Он работал на этой кафедре учебным мастером и уволился после окончания института.
Владимир Григорьевич подвёл меня к одиноко сидящему в правом дальнем углу мужику, представил нас друг другу, после чего сказал:
– Ну, вы тут побеседуйте без меня, а у меня дела на кафедре, – уходя, повернувшись, он сказал:
– Коль, позвони мне, как закончите беседу, мне интересно, как договоритесь.
Заведующим секции, куда я собирался влиться, был невысокий мужчина, приветливый, доброжелательный, звали его Николаем Ивановичем. Я кратко рассказал, что работал слесарем, поступил на вечерний, пока учился на вечернем, работал конструктором штампов в ВПТИ Тяжмаш, потом занимался примерно тем же в заводском техотделе, сейчас работаю инженером-конструктором первой категории в НИИТавтопроме. Николай Иванович поинтересовался:
– А сколько Вы зарабатываете?
– Сто пятьдесят рублей и квартальные премии, но они небольшие.
– А небольшие – это сколько?
– Рублей пятнадцать-двадцать.
– Вы нас устраиваете, опыт у Вас есть, это хорошо, особенно Ваш слесарный опыт пригодится. Это я шучу, но у нас ставка старшего инженера с окладом – сто сорок рублей. Правда, я думаю, месяца через три, если Вы примете решение к нам перейти, мы сможем вам оформить почасовую, будете в качестве преподавателя проводить лабораторные занятия со студентами. Это ещё рублей двадцать-сорок.
– Я согласен, меня это устроит.
– Отлично, ну, тогда по рукам.
Мы пожали друг другу руки, Николай Иванович спросил:
– А когда Вы сможете выйти к нам на работу.
– Если завтра подам заявление, то через месяц, раньше не отпустят.
Николай Иванович снял трубку, набрал номер и сказал:
– Володь, спасибо, что хорошего парня мне привёл.
Мы попрощались, и я поехал на работу.
Реакция Скворцова на моё заявление об уходе была сродни той, которая была, когда я, не отработав в отделе и месяца, сообщил ему, что на меня придёт бумага из милиции о том, что распивал в неположенном месте. Григорий Дмитриевич кричал на весь отдел:
– Да куда ты пойдёшь? Да ты представляешь, что там происходит? Сидят они там годами – и никакого толку. Не работают, а ерундой только занимаются. Да ты здесь быстрее кандидатом станешь, вот, смотри, я-то защитился по совокупности работ. Это точно, где-то год назад
