Свой меч генерал Хонда, будучи командиром конницы, заказал для ношения за спиной, — продолжал ворчливым тоном Окамото. — Вы знаете, что это означает?
— Разумеется.
— И что? — покупатель уставился на меня полным сомнения взглядом.
— Что длина меча должна составлять около полутора метров.
— Именно! — воскликнул Окамото. — А то, что вы показываете, — он ткнул пальцем в катану, которую я принёс, — имеет длину менее метра! Вас это не смущает?!
— Нисколько.
Брови покупателя взметнулись почти к самым волосам.
— Неужели?! И почему?
Разумеется, я ждал подобных вопросов.
— Во-первых, потому что, как вам известно, господин Окамото, зачастую узоры на клинках были так прекрасны, что художники переносили их на бумагу.
Клиент нетерпеливо кивнул.
— И катана генерала Хонды была запечатлена Иватой Тору почти сразу после изготовления. Уверен, что вы прихватили с собой копию этого сохранившегося рисунка. Если нет, могу предоставить свою.
Окамото засопел и вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок.
— Прошу, сравните рисунки хамона и хады, — предложил я. — Обнажите клинок.
Хамоном называется идущий вдоль лезвия волнистый узор, а хада напоминает узор на срезе дерева. Они получаются в процессе производства катаны, поскольку лезвие изготавливается из разных сортов стали. Это нужно, чтобы оружие получалось одновременно острым и прочным.
Окамото вытащил меч из ножен и принялся сравнивать узоры на клинке с рисунком.
— Что ж, — проговорил он через несколько минут. — Похоже. Но вы сами понимаете, что это просто старый рисунок. Это не фотография.
Я кивнул.
— Конечно.
— Поэтому не могу не спросить: что во-вторых?
— Позвольте?
Я протянул руку, и Окамото передал мне катану.
— Как вам наверняка известно, во время Второй мировой войны офицеры обязаны были носить мечи, — говоря, я начал раскручивать рукоять катаны. — Однако к тому времени клинков осталось очень мало. Пришлось в спешном порядке изготавливать новые, которые были крайне низкого качества и годились разве что в качестве атрибута.
Клиент кивнул. В его глазах, наблюдавших за моими действиями, виднелось подлинное любопытство. Мне-таки удалось превратить его недоверие в интерес.
— Но и тогда катан не хватало, — продолжал я, снимая рукоять с клинка. — Так что пришлось собирать все клинки, которые только можно было отыскать. Их изымали и, не глядя на историческую и художественную ценность, безжалостно переделывали. Если конкретно — обрезали, поскольку носить длинные мечи в условиях современной войны было крайне неудобно.
Клиент подался вперёд, впившись глазами в клинок, который я держал в руках.
— При подобных манипуляциях, если оружие укорачивали со стороны хвостовика, клеймо мастера часто оказывалось после сборки внутри рукояти. Как и в случае с этим мечом, — я протянул Окамото клинок. — Убедитесь сами.
Покупатель поспешно схватил оружие и секунд десять пялился на штамп у самого основания хвостовика. Затем он медленно поднял на меня восторженный взгляд.
— Это действительно меч работы Сугиямы Норайо! — благоговейно прошептал он.
Я уловил боковым зрением довольную улыбку Такаши Андо. На этот раз я тоже не подвёл его.
— Что ж, — мягко вклинился в диалог антиквар. — Раз вы убедились в подлинности товара, предлагаю перейти к вопросу цены.
Глава 39
Когда я вышел из конторы Такаши Андо, мой счёт пополнился весьма круглой суммой. Большую часть неё я сразу перевёл на счёт фирмы и сообщил об этом Нори.
Затем я зашёл в ближайший ресторан, где заказал собу и якитори — цыплёнка на шпажках, приготовленного на барбекю с соевым соусом.
Едва я закончил, зазвонил смартфон. Это был дядя. Хм, как любопытно…
— Да? — проговорил я, прижав трубку к уху.
— Кенджи-сан, у меня для тебя хорошие новости о твоём друге.
Да неужели?!
— Какие?
— Он вышел из комы.
— Когда?
— Сегодня.
— Рад слышать.
— Я отправил к нему своего лучшего лекаря.
Угу. Видимо, того, который Исаму в кому и погрузил.
Похоже, дяде не доложили о моём визите к одному из похитителей. Побоялись разозлить босса?
Что ж, мне это только на руку.
— Где он сейчас? — спросил я. — В больнице?
— Нет, родители забрали его к себе домой.
— Понятно. Значит, с Исамой всё в порядке?
— Похоже на то.
— Что ж, здорово.
Повисла пауза. Дядя надеялся сделать меня ещё более обязанным ему и сейчас, видимо, ждал, что я поблагодарю его за лекаря. Но я этого не делал. Пусть подумает, почему.
— До свидания, Кенджи-сан, — наконец, проговорил дядя.
— До свидания, — ответил я.
Вот и поговорили.
Поразмыслив, я решил, что нужно навестить Исаму. Конечно, заваливаться к незнакомым людям без приглашения невежливо, но тут, вроде, особый случай. Так что я отправился к дому родителей Исамы.
Он располагался на окраине Токио. Маленький, одноэтажный, с крошечной прилегающей территорией, огороженной низеньким забором. Справа росли кусты, слева прилепился гараж.
Зайдя в калитку, я поднялся по ступенькам крыльца и позвонил. Дверь отворила женщина средних лет.
— Да? — проговорила она, окидывая меня вопросительным взглядом.
— Добрый день. Меня зовут Исикава Кенджи. Ваш сын — мой сосед. Кроме того, мы вместе учимся. Я слышал, что он выписался и находится здесь.
Женщина обрадовалась. Расплывшись в улыбке, она принялась часто кланяться, приговаривая:
Добрый день, очень рада вам, очень рада! Пожалуйста, проходите! Исама много о вас рассказывал. Он будет очень рад! Прошу!
Когда я вошёл, из соседней комнаты показался мужчина. Видимо, отец. Женщина объяснила ему, кто я, и тот принялся тоже кланяться и осыпать меня приветствиями.
— Исама здесь, — указала женщина на дверь слева. — Наверное, спит, но вы его разбудите. Он вам будет очень, очень рад!
Поблагодарив, я постучал.
— Да?
— Это Кенджи.
Через две секунды дверь распахнулась, и на меня уставился ошеломлённый Исама.
— Как ты…?!
— Вот заехал тебя проведать.
Исама вдруг резко переломился в поясном поклоне.
— Очень рад видеть! Пожалуйста, проходи, Кенджи-кун!
Обернувшись, я поймал на себе счастливые и умилённые взгляды родителей. Похоже, у Исамы, и правда, никогда особо не было друзей.
Знаете, я с недоверием отношусь к подобным людям. Считаю, что должна быть причина, почему с человеком никто не дружит. Как правило, причина в нём самом. Но Исама, кажется, был вполне ничего. Не считая